что люди часто посещали мои встречи исключительно для того, чтобы поговорить о чем-то новом на модных званых обедах. И все же я никогда не презирал компанию богатых. Это само по себе является формой предубеждения. Все суждения, основанные на богатстве человека,  — это мышление пузыря.

— Так что я выступил на ужине, где присутствующие кивали и улыбались. Не было никаких сомнений, что в конце вечера в поддержку нашей благотворительной деятельности кто-нибудь выпишет мне чек. Это обошлось бы им недорого и, возможно, дало бы ощущение собственной добродетели.

— Но, когда я увидел устремленный на меня взгляд Маргарет, я понял, что она была из тех, кого я иногда называю «сомнамбулой»: человеком, обладающим огромными непробужденными духовными способностями. Я торопливо закончил свою речь, горя желанием поговорить с этой женщиной. Подошел к ней в конце нашего разговора и несколькими короткими фразами сказал, что влюбился настолько глубоко, как никогда в своей жизни.

Робин была далеко не единственным человеком, который взглянул на Мазу при этих словах.

— Некоторые будут шокированы, услышав, как я говорю о любви. Маргарет было семьдесят два года, но, когда встречаются два благодетельных духа, так называемая физическая реальность становится неуместной. Я мгновенно полюбил Маргарет, потому что ее истинное «я» взывало ко мне из-за похожего на маску лица, умоляя об освобождении. Я уже прошел существенную духовную подготовку, чтобы видеть это с ясностью, недоступной невооруженному взгляду. Красота плоти всегда увядает, тогда как красота духа вечна и неизменна…

Дверь мастерской открылась. Мазу подняла голову. Вошел Цзян Уэйс, приземистый и угрюмый в своем оранжевом спортивном костюме. При виде Мазу правый глаз мужчины начал подергиваться, и он поспешно прикрыл его.

— Доктор Чжоу хочет видеть Ровену Эллис, — пробормотал он.

— Это я, — Робин подняла руку.

— Хорошо, — сказала Мазу, — иди с Цзяном, Ровена. Благодарю тебя за твою службу.

— А я за твою, — Робин сложила руки вместе и склонила голову в сторону Мазу, чем заслужила еще одну холодную, натянутую улыбку.

 

 

 

 

 

 

31

 

Сильная черта на пятом месте.

Не принимай лекарств, — будет радость.

«И цзин, или Книга перемен»

Перевод Ю. К. Щуцкого

— Быстро схватываешь, — сказал Цзян, когда они с Робин шли обратно мимо курятника.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Робин.

— Знаешь, как правильно отвечать, — сказал Цзян, снова потирая глаз с тиком, и Робин показалось, что она уловила намек на обиду. — Уже.

Слева от них лежали открытые поля. Мэрион Хаксли и Пенни Браун ковыляли по глубоко изрытой земле, ведя шайрских лошадей по бесконечной пахоте — занятие бессмысленное, учитывая, что поле было уже вспахано.

— Металлическая группа, — усмехнулся Цзян. Убедившись в верности своего впечатления, что изменение состава групп этим утром было ранжированием, Робин просто спросила:

— Почему доктор Чжоу хочет меня видеть?

— Медосмотр, — сказал Цзян. — Проверить, готова ли ты поститься.

Они миновали прачечную и столовую, а затем и более старые сараи, на двери одного из которых висел затянутый паутиной замок.

— Что вы там храните? — спросила Робин.

— Хлам, — ответил Цзян.

Затем, заставив Робин подпрыгнуть, он проревел:

— Эй!

Цзян указывал на Уилла Эденсора, который присел в тени дерева в стороне от тропы и, казалось, утешал плачущего ребенка лет двух. Уилл Эденсор подскочил как ошпаренный. Маленькая девочка, чьи белые волосы не были сбриты, как у других детей, а торчали вокруг головы, как шар одуванчика, потянула, умоляя Уилла взять ее на руки. Позади него среди деревьев под присмотром бритоголовой Луизы Пёрбрайт нетвердым шагом бродила группа детей ясельного возраста.

— Ты дежурный по детям? — крикнул Цзян Уиллу.

— Нет, — ответил Уилл. — Она просто упала, так что я…

— Это акт материалистического обладания, — крикнул Цзян, и из его рта брызнула слюна. Робин была уверена, что ее присутствие делало Цзяна более агрессивным, ему нравилось утверждать перед ней свой авторитет.

— Это произошло только потому, что она упала, — объяснял Уилл. — Я собирался в прачечную и…

— Вот и иди в прачечную!

Уилл поспешил уйти на своих длинных ногах. Маленькая девочка попыталась последовать за ним, споткнулась, упала и заплакала еще сильнее, чем прежде. Через несколько секунд Луиза подхватила ребенка и ушла вместе с ней к деревьям, где бродили остальные малыши.

— Его предупреждали, — сказал Цзян, снова отправляясь в путь.  — Мне придется доложить об этом.

Казалось, он наслаждался такой перспективой.

— Почему ему не разрешают приближаться к детям? — спросила Робин, ускоряя шаг, чтобы не отставать от Цзяна, когда они обогнули храм.

— Ничего такого, — быстро ответил Цзян на невысказанный вопрос. — Но мы должны внимательно относиться к тому, кого допускаем к работе с малышами.

— О, да, — сказала Робин.

— Не из-за… дело в духовности, — прорычал Цзян. — У людей раздувается эго от материалистического обладания. Это мешает духовному росту.

— Понятно, — сказала Робин.

— Каждый должен убить ложное «я», — объяснил Цзян. — Он еще не убил свое ложное «я».

Теперь они шли через двор. Когда они присели у бассейна Утонувшего пророка между могилами Украденного и Золотого пророков, Робин взяла крошечный камешек, лежавший на земле, и спрятала его в левой руке, прежде чем окунуть указательный палец правой руки в воду, окропить лоб и произнести: «Да благословит Утонувший пророк тех, кто верует».

— Ты знаешь, кем она была? — спросил Цзян Робин, вставая и указывая на статую Дайю.

— Э… ее звали Дайю, не так ли? — сказала Робин, все еще держа в закрытой ладони крошечный камешек.

— Да, но ты знаешь, кем она была? Мне?

— О, — сказала Робин. Она уже знала, что на ферме Чапмена неодобрительно относятся к использованию слов, обозначающих родственников, поскольку это предполагало преданность материалистическим ценностям. — Нет.

— Моя сестра, — сказал Цзян тихим голосом, ухмыляясь.

— Ты помнишь ее? — спросила Робин, стараясь, чтобы в голосе звучало благоговение.

— Да, — сказал Цзян. — Она играла со мной.

Они направились к входу в фермерский дом. Когда Цзян прошел немного вперед нее, чтобы распахнуть украшенную драконами дверь фермерского дома, Робин спрятала камешек под толстовку, в бюстгальтер.

На каменном полу прямо у дверей фермерского дома был высечен девиз на латыни: STET FORTUNA DOMUS51. Коридор был широким, безупречно чистым и безукоризненно украшенным, белые стены были покрыты произведениями китайского искусства, в том числе шелковыми панно в рамах и резными деревянными масками. Устланная алым ковром лестница вела