Шрифт:
Закладка:
— Вы не верите в это?
— Не знаю. Все вроде бы сходится. Одного только я не понимаю: зачем надо было на меня нападать?
— Но ведь Глоб же объяснил. Преступники боятся, что после смерти Ремо остались списки.
— Это я понимаю. Но ведь списков-то они не нашли. Почему же они больше не роются у тебя дома?
— Может быть, удалось обезвредить всю организацию? — высказала предположение Кэтрин.
— Может быть, — думая о чем-то своем, согласился Варгин. — Кэтрин, мне нужно связаться с Глобом.
— Глоб сегодня звонил мне в гимназию и спрашивал, где вы. Ладно, не злитесь, — заметив реакцию Варгина, сказала Кэтрин. — Он сказал, что статью Ремо отдаст завтра перед отлетом. И просил, чтобы вы не пытались его разыскивать. Он уехал в провинцию по срочному делу.
— Так, они уже знают, куда надо звонить, — недовольно поморщился Варгин.
— Ничего не поделаешь. От Глоба ничего не скроешь.
— Ты не боишься… — Варгин замялся, — ну, в общем, что я… что мы…
— Это мои проблемы, — сказала Кэтрин.
Она встала и вышла. Вскоре она появилась в сопровождении роскошного огненно-рыжего пса. Тот, увидев Варгина, радостно завилял хвостом и сказал:
— Гав.
* * *
В двадцать часов ноль ноль минут пятеро обитателей восьмого блока были выведены в коридор подземного сооружения фабрики-прачечной. Громким голосом, так, чтобы было слышно всем обитателям соседних блоков, коридорный зачитал:
— Решением Высшего Специализированного Консилиума УНП группа опасных государственных преступников в составе Натаниеля Рубака (кличка Корень), Хенеса Халоша (кличка Хлыщ), Жоржа Шабата (кличка Серый), Ласло Чечу (кличка Желудь) за подготовку и организацию побега заключенного Ремо Гвалты (кличка Бычок) с целью нанесения ущерба интересам родины приговариваются к смертной казни.
Коридорный сделал паузу и затем продолжал:
— Заключенный Ивон Форбер (кличка Карлик) за вступление в контакт с враждебными лицами и передачу секретной информации приговаривается к восьмистам пятидесяти годам тюремного заключения строгого режима. Смертный приговор привести в исполнение в течение двадцати четырех часов.
По коридору пронесся тяжелый выдох, наполненный одновременно удивлением и ужасом. Пятеро дикарей были ошарашены услышанным. Сказанное настолько противоречило их представлениям о ходе событий, что на их лицах появилось какое-то обиженное детское выражение.
Закончив свою речь, коридорный отделил приговоренных к смерти и отвел их в спецблок. Тягостное молчание прервалось странной речью Желудя, который до сего времени больше одной фразы в день не говорил:
— Великое очищение наступает, когда выпьешь из прозрачного родника вселенской истины. Спасите, наконец, Вселенную, не продохнуть ей, глаз не протереть от зловоний ваших и испражнений. Так и задохнется она, в пыли на дороге, на коленях ползая, алкая милости вашей, надеясь на жалость и милосердие, не мечтая ни о чем более, нежели как сохранить констанции свои мировые…
Все это Желудь говорил на одном дыхании, так что его речь прерывалась хрипом — он набирал в легкие воздух. Желудь продолжал:
— Не нужно спасать живое, спасите мертвое и спасетесь сами. Опомнитесь наконец, остановитесь и одумайтесь. Куда идете? С чем идете? Путь ваш ложен, средства необдуманны, цели неясны. Так вернитесь же к заветам отцов и дедов и пусть покой посетит ваши души. Пусть государство будет маленьким, а население — редким. Пусть будут в нем различные оружия, но пусть ими не пользуются. Пусть народ помнит о смерти и не уходит далеко. Пусть будут у него лодки и колесницы, но пусть им не будет применения. Пусть будут у них щиты и оружие, но не будет против кого их направлять. Пусть люди снова вернутся к узелкам. Пусть пища их будет сладкой, одежда красивой, жилище удобным, а жизнь радостной. Пусть соседские царства расположатся так близко, что будут видны издали, крик петухов и лай собак будет доноситься от одного к другим, а люди царств никогда не будут иметь нужды друг в друге.
Так за несколько минут Желудь выговорил свою месячную норму. Однако дикари не обратили должного внимания на это из ряда вон выходящее событие. Лишь коридорный, внимательно слушавший тираду Желудя, сказал:
— Ай да Желудь, ай да молодец. Видать, осталась в твоей голове мыслишка-другая. Начитанный ты мужик. Но теперь уже поздно индульгенцию выспрашивать, хотя, если подать прошение на имя президента…
Коридорный сильно ошибался, если думал, что слова Желудя были своего рода раскаянием обезумевшего технократа. Скорее всего, это был нарыв в помраченном сознании больного человека, до которого через толщу вышедших из строя нервных связей дошел трагический смысл приговора. Во всяком случае, дальнейшее поведение Желудя показало, что это был действительно сиюминутный порыв сомнительного содержания.
Остальные обитатели блока номер восемь еще находились в полном трансе. Понурив головы, они сидели на кушетках. Первым очнулся Корень. У него вдруг сильно начала чесаться правая голень. Именно это занятие вернуло его к анализу событий. Ему теперь казались совсем смешными их необоснованные надежды на быстрое освобождение. Все, что они узнали от Фарбера о землянине, превратилось в разрозненные обрывки случайных событий. Появление Варгина в Санаториуме, которое они связали с бегством Бычка, теперь представлялось совершенно второстепенным явлением. Действительно, думал Корень, — если бы Бычок дошел и все рассказал, разве так бы реагировала Земля? Вряд ли. Тут бы дело не обошлось без комиссии сообщества как минимум, а то и прямого десанта. Разве мог быть вынесен этот дикий приговор? Тем более, в такое время. Значит, Ремо не дошел.
— Погиб Ремо, значит, — уже вслух договорил Корень.
— Погиб, погиб, — подтвердил коридорный.
Коридорный стоял возле двери, изучая реакцию дикарей. Он смотрел на них с какой-то злой жалостью. Вот, мол, сами вы этого хотели, вот и получили. Он и рад бы уйти — чего больше? Но его удерживало что-то. Это что-то было жалостью, но не к ним, обреченным на смерть, а к себе. Он знал, что припрет его неопределенная тоска и отвращение ко всему, будто он чего-то не доделал, не докончил. Конечно, он будет гнать от себя неприятные мысли и наверняка прогонит их далеко и навсегда, но прежде измотается навязчивой идеей, будто он царапает шершавую
