горных башмаках, широких полевых брюках, коричневых куртках, с альпенштоками в руках они были не похожи на других немцев, которых мне доводилось видеть. Лица морщинистые, заросшие щетиной, на плечах и шапках эмблема – эдельвейс.

– Альпийские стрелки, – сказал какой-то парень из числа зевак.

– Альпийские кто? – переспросил его приятель, маленький, жилистый, в серой клетчатой кепке.

– Говорят, они воюют лучше всех. Известны также как горные стрелки. На север их переправляют для усиления фронта.

– Оружия у них, во всяком случае, полно, – сказал парнишка в кепке, кивнув на длинные запечатанные деревянные ящики с оружием, блестящие металлические ящики с боеприпасами, провиант и мотоциклы с коляской, которые поднимали на борт.

Я поднялась на судно и в толпе у билетной конторы заметила Вильгельма в мундире ВМС, вместе с одноглазым немцем.

В ночном мраке «Принцесса» медленно отвалила от причала. Повсюду толпились горные стрелки. Значит, на этих вот людях Тур и его пароходство зарабатывают денежки.

Я быстро прошла в хозяйскую каюту. К счастью, Тура там не было. Сперва я подкрасилась, но, посмотрев в зеркало, передумала и сняла все бумажной салфеткой. Вильгельм хотел встретиться со мной на палубе. Под крылом ходового мостика, так он сказал. Я обмотала шею шарфом и вышла на палубу.

Воздух был мягкий, за последние часы температура поднялась на несколько градусов, ветер улегся. Стена тумана встретила меня, берега не видно. Темно. По ритму машин я поняла, что из-за плохой видимости судно сбавило скорость.

У меня возникло забавное ощущение, будто Вильгельм какое-то время стоял и наблюдал за мной в щелочку в затемнении иллюминатора. Он переоделся в штатское и выглядел, как обычный норвежец, – толстый свитер, широкие темные брюки и вязаная шапка.

– Идем, – шепнул он и повел меня вперед, на верхнюю палубу, мимо кают-компании. Выход на бак закрывала тяжелая железная дверь, но Вильгельм, откинувшись назад, открыл ее, она была не заперта. Я скользнула в проем, он закрыл люк, показал пальцем наверх, а губами прошептал: крыло ходового мостика.

– Иди за мной, – выдохнул он.

Под защитой густого тумана мы, пригнувшись, поспешили вперед, мимо накрытого брезентом грузового люка, мимо платформы для лебедок, на самый штевень. Остановились. Я обернулась, командная рубка тонула в тумане. Только тут я почувствовала, что Вильгельм крепко сжимает мое запястье, секунду-другую мы так и стояли, пока я не высвободила руку.

Тишина.

– Знаешь, что там? – тихо сказала я, показывая на маленькую палубную рубку. В тумане высилась мачта.

– Это ты тут все знаешь.

– Вытрезвитель. Команде прямо под нами частенько не давал спать какой-нибудь пьяный скандалист.

Я осторожно пнула ногой битенг.

Мы сели у стены перед лебедочной платформой. С мостика нас не увидеть, даже в ясную погоду.

– Замечаешь, что осадка увеличилась? – спросила я.

– На борту сотни солдат, – серьезно ответил он. – Они усилят фронт и будут строить инфраструктуру.

– А кто этот мужик с повязкой на глазу? – спросила.

Он улыбнулся в тумане.

– Дитер? Мой сослуживец.

– Не нравится мне, как он на меня смотрит.

– Он хороший мужик, – серьезно сказал Вильгельм. – Из тех, на кого можно положиться. Из очень немногих.

Я задумчиво смотрела на темную воду.

– Теперь ты начинаешь мне доверять? – спросил Вильгельм.

– Я больше доверяю людям, нарушающим законы и правила, нежели тем, кто этого не делает.

Мы заговорили громче, осмелели, мне бы следовало давно понять, что надо потише. И тут я услышала какой-то звук. Мы оба вздрогнули. Кто-то открыл дверь на лебедочную платформу, по правому борту, в нескольких метрах от нас.

– Кто здесь? – окликнул голос из тумана.

Я лихорадочно размышляла. Надо что-то делать. Впереди, под ногами, лежала в ящике свернутая цепь. Я мгновенно схватила ее и, чтобы отвлечь внимание, бросила в сторону штевня. Цепь с лязгом грохнулась на палубу. В тот же миг я схватила Вильгельма за руку. Неизвестный шагнул на звук посмотреть, чем он вызван, а мы шмыгнули на заднюю сторону лебедочной платформы и отыскали другой люк. Не выпуская руки Вильгельма, я устремилась вниз по узкой лестнице.

А там, подбоченясь, с изумленным выражением на лице стоял матрос, пригласивший меня на пирушку. Я остолбенела. Вильгельм тоже не знал что сказать.

– Это вы были на штевне? Пассажирам строго запрещено выходить на бак.

Я ухватилась за соломинку, улыбнулась матросу, лицо у него было угреватое, и выглядел он моложе меня.

– Ты приглашал на танцы в официантском отсеке. Мы просто выбрали кратчайший путь.

Секунду матрос молчал и не шевелился, потом просиял:

– А-а, так это ты, что раньше работала на «Мод»?

– Ну да.

Попался, голубчик, победоносно подумала я.

– В официантском отсеке? – переспросил Вильгельм.

– Там живут официантки, – сказала я, – девчонки, которые работают на борту.

Матрос и Вильгельм поздоровались.

Трап был почти отвесный, а мы спускались в самый низ. Одна из дверей была приоткрыта, две официантки сидели на краю койки и пили водку из жестяных кружек. Из тесного носового кубрика впереди доносились громкие возгласы, песни и взрывы аплодисментов. Оттуда несло алкоголем, самокрутками, тяжелыми духами и потом. Матрос открыл дверь, там сидели человек восемь-десять его коллег.

– Это Вера, – сказал матрос, – с кавалером.

– Ого, Вера Линн! – воскликнула одна из официанток, которая тогда, давным-давно, работала со мной на «Королеве Мод». – Она машинистов под стол спаивала, поверьте!

Кочегары и коки возликовали и засвистели, девчонки завизжали.

Все хохотали, настроение лучше некуда, мне всучили кружку с водкой. Я выпила единым духом. Домашний самогон обжег горло, и, глотая, я поперхнулась. Но тотчас почувствовала себя лучше. Кругом пили и чокались. Я прислонилась к Вильгельму, от него пахло лосьоном после бритья и табаком, он осторожно погладил меня по волосам, я прижалась к нему теснее. Девчонка с «Королевы Мод» протянула мне еще кружку. Машинисты закричали, затопали ногами.

– Замечательная пирушка, – сказал Вильгельм.

– Ты чё сказал? – спросил матрос.

– Замечательная пирушка.

Матрос Фагерхейм со смехом обернулся к остальным:

– Замечательная пирушка? Ты откель же будешь?

– Уходим, Вильгельм, – шепнула я.

– Я спросил, откудова твой кавалер, – повторил матрос. – Уж не немец ли часом?

Разговоры стихли, все смотрели на нас.

– Пойди сюда, – сказала я.

Фагерхейм шагнул ко мне.

– Знаешь, как я обычно поступала с нахальными матросами?

Одной рукой я крепко ухватила его между ног и крутанула, ощутив, что его яйца и член съежились, как улитка в домике. На лице у Фагерхейма отразилась мучительная боль.

– Сперва хорошенько подумай, а уж потом обвиняй людей в том, о чем понятия не имеешь.

Я отпихнула его, и тут грянула буря восторга – того и гляди, корпус судна взорвется. Я поблагодарила за выпивку, обняла девчонок, и