Я в кухне, сижу за столом. Мама тоже там. Отца нет. Мама что-то мне говорит.

– Это на самом деле важно, Джозеф, очень важно. Ты меня слушаешь? Нам нужно уехать. Оставить твоего отца. Для нас здесь небезопасно.

Я не хочу это слушать, потому что по-своему люблю отца, но знаю, что он из себя представляет. Я включаю его в игры, которые создаю. На подсознательном уровне я знаю, что заразил овец ящуром именно потому, что он такой. Чтобы мама смогла от него уйти. Она никогда не бросила бы овец, потому что беспокоилась, что отец не станет за ними толком ухаживать. Или вообще будет с ними жестоко обращаться. Но, если мы останемся, он точно рано или поздно ей навредит, а может, даже Селли или Бенджи.

– Твой отец уезжает на эти выходные, – продолжает мама. – У меня есть друг, который нам поможет. У него есть деньги и машина. Мы возьмем с собой Селли и Бенджи и уедем. Мне очень жаль, но какое-то время ты не сможешь поддерживать связь с отцом. Пока не будем уверены, что мы в безопасности.

– Мы возьмем змей?

Мама колеблется.

– Мы не можем их взять. Но после того, как мы окажемся в безопасности, мы обустроим для них место.

Мне все это совсем не нравится.

– Мы уедем из Красного дома и больше сюда не вернемся?

– Да. Мы не должны никому говорить, что уезжаем, Джозеф. Ты понимаешь? Ни Нейту, ни кому-то еще.

– Я увижусь снова со своими друзьями?

– После того как мы со всем разберемся и окажемся в безопасности, ты сможешь связаться со своими знакомыми. Но ты не должен никому рассказывать о том, что мы планируем. Ты понимаешь? Это очень-очень важно.

– Ты думаешь, что отец может с нами что-то сделать?

Она в замешательстве.

– Иногда он срывается, не может сдержаться. Мы не должны рисковать.

Этот разговор – одно из моих последних воспоминаний. Потом чернота.

Глава 59

Ева

Я еду на велосипеде через болото и сражаюсь с ветром. Я собираюсь добраться до Красного дома по насыпной дороге. Мой нос наполняется запахом болота, и сегодня он не сладкий, а горький и металлический. Ощущая его, я думаю про всех убитых животных, кровь которых реками стекала в красный пруд.

Шины на велосипедных колесах надо бы подкачать, и складывается впечатление, что все против меня. Дорога из Маршпула отняла столько времени, кажется, я бы быстрее доползла. У меня над головой пролетает сарыч, издавая пугающий крик.

Руль подбрасывает на неровной дороге, и велосипедное колесо уходит в сторону. Я чувствую, как в кровь выплескивается адреналин, а затем падаю вместе с велосипедом и оказываюсь на земле, чувствуя под собой влагу. Я лежу на холодной мокрой земле и не могу подняться. Я не хочу подниматься. Я хочу просто лежать здесь, и пусть меня медленно поглощает болото.

Я потеряла родителей, дядя и тетя притворялись, будто заботятся обо мне, но не поддержали меня, когда я нуждалась в этом больше всего. Моя бабушка знала, что Джозеф в сознании (теперь я гадаю, знала ли она также и про его невиновность), но не сказала мне об этом, однако ожидала, что я о нем позабочусь. Коди рассказал своему другу про мою лицевую слепоту. Все мне врали и предавали меня. Они – часть этого вонючего зловонного болота, этой грязи, которая затягивает меня на дно.

Но затем я думаю о Джозефе и о том, насколько его положение тяжелее моего. Он не может говорить, не может двигаться. Он лежит беспомощный, в окружении людей, которые считают, что он убил свою семью. Я не могу оставить его одного в таком положении. Я заставляю себя подняться, снова сажусь на велосипед и еду к Красному дому.

Я иду в кухню, завариваю себе чашку черного чая и сажусь за стол. Я промокла, в волосах у меня болотная грязь, и я с этим ничего не делаю.

Я знаю, что в опасности. Кто-то нападает на людей, которые подходят близко к правде о том, что случилось в ту ночь. Если Стивен убил мою семью, то, вполне возможно, он все еще находится на свободе, беспокоится, что к Джозефу может вернуться память, а я, Нейт или Серена можем обнаружить, что же он натворил.

Я тянусь за телефоном и кладу его так, чтобы видеть.

Но что-то не складывается. Если Стивен убийца, знала ли об этом Пегги? А если знала, то почему его защищала? Я открываю ящик кухонного стола в поисках ручки и бумаги. Мне всегда легче думать, если я пишу от руки заметки. В ящике лежит список покупок, написанный почерком Пегги: «Протеиновые гранулы, бананы, хлеб, молоко». Я осторожно откладываю его в сторону, не позволяя себе представить, как она сидит за этим столом и подносит дрожащую ручку к бумаге. Это было бы слишком больно. Я достаю какие-то старые конверты, которые Пегги, вероятно, использовала как бумагу для заметок, а также ручку с названием банка на ней.

Я говорю себе, что на происходящее нужно взглянуть со стороны. Отстраненно. Не делая никаких предположений. У меня это хорошо получается. Должно получаться, чтобы выжить с моими ограниченными возможностями.

Джозефа нашли без сознания в машине, на пассажирском сиденье лежало ружье. Он был весь в крови. Экспертиза подтвердила, что это кровь мертвых мужчины, женщины и ребенка. На ружье нашли отпечатки пальцев Джозефа.

«Кровь мужчины + женщины + ребенка на Джозефе», – пишу я на старом конверте.

Значит, Джозеф был на месте преступления во время убийств или вскоре после этого, он прикасался к ружью, и все это вяжется с тем, что он закодировал на скрытом уровне игры.

В доме нашли два набора отпечатков пальцев, если не считать отпечатки погибших мужчины и женщины, мои и Джозефа. Одни отпечатки принадлежали подруге моей матери (возможно, Джули), вторые так и не идентифицировали. (Они могли принадлежать Стивену, но я не делаю никаких предположений.) «Еще один неопознанный человек в доме». Еще я помню, как где-то читала, что отпечатки этого неизвестного вроде бы также нашли и на ружье, но подтверждений этому не нашла. Конечно, это очень важно и имеет непосредственное отношение к делу, но я не могу найти никакой точной информации. Я помечаю для себя, что должна спросить об этом инспектора Хендерсон.

В ту ночь от дома отъехали две