— «Сати, что происходит?!»

— «Обработка носителя очищающим раствором на водной основе».

— «Дура, я не про мытье! Почему эта женщина жива и так к нам относится?»

— Давай, внученька, приподнимись, я тебя полью из ковшика…

— «Действия объекта „бабушка“ не противоречат основному протоколу безопасности и положительно сказываются на физическом здоровье носителя».

— «Да я не об этом…»

В общем, ласково командуя встать, наклонить голову или зажмурится, чтобы не щипало глаза, меня усердно намыливали и отмывали, а сестренка в это время изворачивалась, как партизан на допросе, выстраивая громоздкие словесные конструкции и ничего толком в итоге не рассказав. В то, что женщина, внезапно очнувшись и выйдя во двор, просто взяла и объявила меня своей внучкой, вернувшейся из путешествия, затем попросила подождать, бросившись готовить воду и еду — верилось с очень большим трудом. Скорее всего, Сати что-то тут «нахимичила», при этом отказываясь признаваться, как именно.

Но, откровенно сказать, сил сопротивляться не было совсем, так как ощущаемые невероятно сильные положительные эмоции, направленные на меня, давили эту возможность в зародыше. И особенно с учетом того, что запах каши становился все насыщеннее и уже просто сводил с ума. Хотя чего там сводить, непонятно, впору «ау» кричать и прислушиваться к эху в пустой голове.

Были еще, правда, эти странные вопросы, заданные невпопад, на которые я, совершенно растерявшись, не задумываясь, отвечал.

…

— Повернись, я тебя тут намылю. Эти следы… ожоги?

— Да, бабушка, но их немного. Только самые сильные сохранились.

— Как же ты тогда… не сгорела-то?

— Так, недолго все продолжалось. Только холодно потом стало, даже озноб схватил.

— Понятно.

Конечно, приятого было мало, в той волне огня. Хорошо хоть прошла быстро, полностью не сожгла.

…

— Подними руку, да, так. Ой, внученька, какой шрам. От меча наверно?

— Этот? Не помню.

— А тут?

— Тоже. Много их тогда воткнулось. Вот здесь точно копье. И здесь. Наверно и на спине след остался? Насквозь били.

— Есть, внученька. Больно было?

— Сначала да, а потом… уже не ощущала ничего.

— Ясно. Давай повернись, я полью из ковшика.

Действительно, столько тогда в замке в меня рыцари железа натыкали, даже было тяжело под конец передвигаться.

…

— Наклонись, я сейчас потру спинку. Ох, как здесь разодрано. Что за зверь-то такой был?

— Макхар, бабушка.

— … Понятно. Приподнимись, пену смою.

Неприятный привет от Арены Смерти, но я совершенно не жалею. Ведь спас брата, а это главное.

…

— Подбери волосы немного.

— Так, бабушка?

— Да, достаточно. Надо шейку помыть и… больно, когда голову отрубают?

— Нет, совсем не почувствовала. Только долго не могла понять, как приставить обратно. Потом боялась, что неровно получилось.

— Кхм… ничего, все нормально. Встань, я ножки помою.

— Бабушка, «там» я сама.

— Хорошо, внученька.

Глупо тогда себя повел. Не смог сразу сообразить, что голова обратно спокойно прирастет, стоит только приложить. Так и ходил по всему замку.

…

— Давай, я тебя еще раз полностью оболью. Страшно наверно было, когда… оказалась в преисподней? Эти демоны такие жуткие.

— Да нет, глупые они. И трусливые. А один, представляешь, бабушка, даже сам обделался от страха, когда мои крылья увидел. Только выбраться оттуда трудно.

— Как же тогда смогла?

Кто-то портал старый активировал, через него прошла. Не сразу, правда, получилось. И сил много потратила.

— Ясно, давай напоследок на голову…

Интересно, кто же все-таки тогда, тот круг Призыва создал? Надо будет потом найти и поблагодарить. Пусть невольно, но выручили.

…

— … Может, еще крылья выпустишь? Давай их тоже почистим?

— Нет, бабушка. Там кое-где одни кости. И кожи нет. Не зажило.

— Ой, горюшко-то, какое. А ведь столько времени прошло!

— Знаю, сама удивляюсь почему. Но все равно немного, но работают. Хотя, когда смогу летать — неизвестно.

— Ничего, у меня снадобье замечательное есть, потом покажешь, намажу — мигом заживет!

— Хорошо, бабушка.

Может, действительно быстрее начнут восстанавливаться? Надо будет попробовать.

…

Какие вопросы, такие и ответы, но вот что странно… не было недоумения или выпытывания подробностей. Лишь очередная волна ласковой теплоты и искреннего сочувствия. Правда, глубоко внутри женщины висела застарелая боль с сожалением о когда-то случившемся событии. Впрочем, старательно скрываемая, но ненесущая никакого негативного оттенка, скорее выплескивающаяся желанием помочь и защитить меня… хотя бы сейчас. Странно как-то, но думать про это совершенно не хотелось.

…

Увы, рано или поздно, все хорошее заканчивается, в том числе и мытье, после чего начинается… самое лучшее!

Да, настоящее счастье появилось только сейчас. С того момента, как меня тщательно вытерли полотенцем и расчесали волосы. И пусть оно выглядело как детские панталончики с рюшечками, короткая рубашечка и под стать им небольшое розовое платье на лямках. Пусть были немного тесноваты. Пусть все оказалось пропитано едва заметным запахом, характерным для долгого хранения, которое не избавили следы торопливого полоскания в воде и принудительной сушки (помню, как делал подобное Даниэль, так что не удивлен) — неважно. Пусть! Но это одежда! Остальное значения не имело, разве только… каша! В очень большой миске!

Да, честно и открыто признаюсь, но сидя за столом, чистый, одетый (внимание!) в штаны и платье, сжимая ложку в руке и смотря на большую ароматную горку, я не удержался и… всхлипнул. Вытирая внезапно заслезившиеся глаза тыльной стороной ладони. И ничего не мог с собой поделать.

— Внученька, что с тобой?!

— Ничего, бабушка, я просто счастлива. С-столько месяцев прошло, когда я так ела…

Правда, с учетом того, что мы все это время разговаривали на пятом уровне, строгом к интонации и произношению, у меня из-за судорожного вздоха вместо «столько месяцев» получилось «несколько столетий», но сидящая напротив женщина, похоже, все поняла правильно. После чего ласково погладив по голове и, сама заблестев влагой в глазах, сказала:

— Теперь все будет хорошо. А сейчас, давай кушай!