— А ты, Тэта, сходи к портному и выбери ткани для торжества. Мне нужно новое платье к коронации.

— Но мы не обсудили Ваши пожелания.

— Бери на свой вкус. У меня дела поважнее.

Я думал, что Ларрэт минимум день проведет в постели в слезах, и удивлен, что она так быстро пришла в себя. Правда, держится она чуть неуверенно, то и дело переминается с ноги на ногу и тревожно оглядывается по сторонам.

Ей непривычно, и я понимаю почему. Ларрэт всегда была замкнутым человеком и с каждым годом закрывалась от мира все сильнее. Неделями она запиралась в своей комнате и довольствовалась обществом Тэты, своей единственной служанки. В свет она выходила редко, а если такое случалось — ограничивалась парой пустых разговоров. Она долгие годы не пыталась показать себя, не вникала в дела королевства, чтобы не заслужить гнев брата, и ее все это время не замечали. Я в том числе.

Оказавшись в кабинете, она обнимает себя за плечи, а сесть на королевское кресло не решается. Она опускает голову, как провинившийся ребенок.

— Я ведь еще не королева?

— В любом случае, никто, кроме меня, не увидит, если вы сядете на его место.

— Нет, я не могу.

— Вам бы поспать еще немного.

Она отрицательно качает головой.

— Тоже не могу. Зачем Лайсэн отправлял тебя в Адас? Есть о чем беспокоиться?

— Сейчас время смутное, и адасцы могут этим воспользоваться, поэтому меня и отправляли. Узнать, как там обстановка.

— Что ты думаешь про Эмаймона? Это ведь правда, что он был предводителем повстанцев?

— Он был одним из них, но рядовым повстанцем. От него мало что зависело.

— Я надеялась, это пустой слух. И как Дэм мог доверить ему пост наместника? Не мог же он совершить такую глупость…

— Эмаймон пообещал взамен сдать своих авторитетов. Вы, наверное, помните, мы долго не могли выйти на их след. Поэтому согласились.

— Так еще хуже. Получается, он не только бунтарь, но еще и предатель. Ему ни в коем случае нельзя доверять.

— Он сдал своих и теперь вынужден служить трону: обратно его не примут.

— Адасцы знают о его прошлом? Знают о сделке?

— Догадываются, — говорю. — Группа повстанцев была поймана незадолго до назначения его на пост.

— Может быть, нужно заменить его кем-то другим? Я боюсь, что это кончится плохо… Разве не лучше?

— Чужака адасцы не примут, а назначать местного без толку. Очень вряд ли он будет лучше Эмаймона. И вообще, до поры до времени, пока он не пользуется большой поддержкой у своего народа и зависит от трона, нам мало что угрожает. Напротив, сейчас он всячески нам содействует, чтобы сохранить влияние. Конечно, будет ошибкой его недооценить, мало ли что придет ему в голову.

— Вен, я вот что подумала. Что, если смерть Дэма — это его рук дело?..

— Эмаймона? Не думаю. Господин жаловался на боли весь последний год, еще до этой истории с мятежом. Со стороны выглядит, будто он скончался скоропостижно, но это не так. Королевский лекарь подтвердит.

— Он был болен и молчал все это время?..

— Да. Он не верил в свою смерть до последнего и не считал нужным говорить другим.

— Он скрыл это от меня, от родной сестры!

— Не хотел Вас расстраивать.

— Ты ведь сам знаешь, что это неправда. Как бы он ни отрицал мое право на трон, он знал, что в случае чего у него не будет выбора. А местом своим он ой как дорожил. Теперь понятно, почему за последний год он так отдалился от меня!

— В любом случае, Вам сейчас нужно думать не только о прошлом, но и о будущем.

— Да, ты прав. — Она вытирает глаза. — Нам с тобой нужно многое обсудить… Брат доверял тебе, как никому другому. Я хочу, чтобы ты был предан мне так же, как и ему. Ты ведь не оставишь меня? — Ларрэт смотрит на меня наивным детским взглядом — взглядом человека, который поверит абсолютно всему, что я скажу.

— Не могу обещать. Вдруг меня нечаянно пронзит стрела, или на голову упадет камень, или…

— По крайней мере, ты можешь пообещать, что не оставишь меня до конца своих дней. Так ведь гласит текст клятвы?

— Да, так. А насчет торжества. — Наверное, не очень уместно говорить о коронации в первый день траура, но чем больше дней будет на подготовку, тем лучше. Смерть не должна останавливать жизнь. — Вы не думаете сыграть свадьбу в один день с коронацией? Два пиршества друг за другом — это слишком расточительно.

— А я, может, не спешу замуж.

— Династии ведь нужен прямой наследник и как можно скорее.

— Мне всего шестнадцать.

— Всего? Ну, скажем, через год он родится. К моменту, когда он достигнет совершеннолетия, Вам будет двадцать девять. Многие ли Ваши предшественники доживали до этого возраста? Это мы еще не учли, что он может не дожить до двенадцати и что в он вряд ли сможет с умом управлять государством в таком юном возрасте.

— Брак — это не тот вопрос, в котором можно быть таким практичным. Я не хочу связывать свою жизнь с кем попало.

— Кандидата в мужья лучше, чем Айрон, Вы вряд ли найдете. К тому же, вы помолвлены уже десять лет.

Отец Айрона хорошо ладил с королем Эдрианом, и так получилось, что они сосватали своих детей еще в раннем возрасте. Большую часть своей жизни Айрон провел в западной столице и редко видел госпожу, а теперь, когда он вернулся во Дворец, она не обращает на него никакого внимания и даже больше — прогоняет его.

— Да, я знаю, что обещана ему своим отцом и нарушить его слово — значит опозорить династию. Знаю, что помолвку не так легко разорвать. Но чем же он лучше всех остальных? Мне он не нравится.

Айрон приходится госпоже троюродным братом — не близкий родственник, но все же носитель королевской крови. Притом он из верной династии семьи, сын управленца отделом по разведке и добыче воды — весьма уважаемого человека. Кандидата по статусу более подходящего для брака с королевой найти трудно.

— Я его не люблю, — говорит Ларрэт твердо. Я замечаю, что ее глаза красные, как рассвет. Одной ей известно, сколько слез она пролила прошлой ночью.

— Любовь не основание для судьбоносных решений.

— Что может быть более свято?

— Хорошо бы принимать решения головой, а не местом пониже…

Прозвучало двусмысленно, а потому грубо, но я имел в виду сердце и надеюсь, она не поймет превратно. Щеки Ларрэт покрываются легким румянцем.