Сплошные любовные сопли. Сердечки на полях. Оды глазам, волосам, губам мужчины, из которых, если собрать воедино, вырисовывался вполне себе определённый портрет графа Бабишева.

«Я отобедала. Я вышла на прогулку. Я сходила в туалет».

Последнего в дневнике не было, но я вполне могла додумать. Сонина жизнь протекала монотонно, радуя разве что меняющимися нарядами и картинами окружающей природы.

Я уже хотела закрыть тетрадь, но глаз зацепился за нехарактерный взрыв эмоций на последней странице. Так-так-так… это уже интересно!

«Она снова докучала мне своим обществом на вечере у Корниловых. Грозилась написать в газеты, предать огласке… Успокоилась бы уже! Видит бог, маменьку с папенькой этим не вернешь».

Что там за дама, интересно? И чем она грозила Соне? При чем тут ее погибшие родители? Может Инесса Ивановна в курсе? Спрошу, как предоставится шанс.

Пока я ломала голову, в желудке начало урчать, напоминая о пропущенных обеде и ужине. Спрятав тетрадь обратно под матрас, я поднялась, взяла лампу и направилась на поиски ночного перекуса.

В доме царила тишина. Лишь под ногами скрипели половицы. Я минула гостиную, где проходил сегодняшний завтрак. Нырнула в комнатку, откуда с подносом появлялась Глаша. И оказалась на кухне.

Металлическая печь в углу еще не успела остыть и излучала тепло. Деревянные шкафы были забиты посудой. Холодильника, или чего-то похожего на него, не наблюдалось. Как и остатков ужина. Где они хранят продукты?

Ноздри раздувались, улавливая запах копченостей. Наконец, глаз зацепился за свисающую с потолка палку колбасы. Я схватила лежащий на столе нож, отрезала половину, села на стул и откусила бòльшую часть.

Тут-то меня и поймали.

Внезапно зажегшийся свет заставил меня ненадолго зажмуриться. В проеме застыла одетая в длинную ночную рубашку фигура. Чей голос явно принадлежал моей тетушке.

— Сонечка, да разве ж можно-то? — всплеснула она руками и крикнула в коридор. — Глаша!

Девушка будто караулила за углом. Залетела на кухню простоволосая, в такой же длинной и белой рубашке, с накинутой на плечи шалью. Охнула и исчезла, чтобы появиться через минуту, уже с косой и в форменном платье с белым фартуком.

— Блахародная барышня, а крадетеся аки тать в ночи, — покачала она головой. — Меня б кликнули. Я б живо на стол собрала.

— Не хотела беспокоить, — пожала я плечами, наблюдая как из подсобного помещения, откуда на кухню валил холодный белый пар, принялись выносить подносы с едой.

Я попыталась заикнуться о бутерброде с колбасой и сыром, но Глаша была неумолима. Усадила меня за стол, напротив тетушки, и начала расставлять тарелки, с придыханием комментируя каждое лежащее на них блюдо.

— Испробуйте икорки осетровой, барышня. На хлебушек, да пожирнее. Груздочки соленые. Я сметанки не жалела. Судак заливной, да с балычком жаренным. Холодец накладывайте, говяжий. Пальчики оближите. Щас еще борщец принесу. Ах, голова садовая, там же утка томится! Утка с репой!

У меня, кажется, даже слюна по подбородку потекла. Благо никто не заметил. Девушка убежала обратно в подсобку, что служила в доме холодильником, а тетушка с упоением икру по хлебу размазывала.

И откуда у нее, спрашивается, такая осиная талия? Вот бы и мне гены передались. А то я, такими темпами, в колобка за неделю превращусь.

Только я потянулась вилкой к холодцу, как воздух над Инессой Ивановной пошел рябью. А через мгновение уплотнился, превращаясь в призрачный образ порядком надоевшей мне женщины.

Ее лицо выражало тоскливую скуку. Руки были скрещены на выдающейся груди. А в брошенном на меня вскользь взгляде читался немой вопрос: «снова ты?»

Я едва удержалась, чтобы не выругаться. Хлопнула ладошкой по столешнице. Тряхнула головой. Но призрак никуда не делся. А вот в глазах тетушки забрезжило беспокойство.

— Сонечка, что-то ты сбледнула. Все ли хорошо?

— Инесса Ивановна, подскажите, а нет ли у вас поблизости психиатрической клиники?

Охнув, тетушка подпрыгнула на месте и принялась обмахиваться ладонью.

— Для душевнобольных? — с испугом поинтересовалась она.

— Ага.

— Имеется, но далече. На другом конце Китежа. А тебе оно зачем, милая?

— Да так, на консультацию, думаю, сходить. Все же амнезия дело такое… толком не изученное, — протянула я, не сводя взгляд с невидимой для остальных знакомой. — Сниться всякое. Будто привидения по дому гуляют. Вы, случайно, не знаете, как приметы велят с ними ладить?

— Хм, — задумалась старушка, подтягивая к себе блюдо с рыбой. — Простить изволь, но тут я тебе, Сонечка, не помощница.

— А вы, Глаша?

Девушка уперлась кулаками в дородные бока и подняла голову к потолку.

— Домовых, знаю, надобно конфетами задабривать. Для русалок пряжу оставлять на берегу. От болотного царя невинной девой откупаются. А вот об призраках не ведаю ничего. Но призраки это кто? Суть их — мертвец. Невинно убиенная душа, что на земле мается. Покоя сыскать не может. Али дело у него осталось. Али заботы, кручины какие…

Я задумалась.

Выходит привидение — это неупокоенный дух. Люди его не видят, а вот мне, почему-то, так не повезло. Причина, почему она за мной увязалась — ясна. А вот чего же она от меня хочет? Упокоиться?

Так-так-так. Вспоминай, Соня, что там было?

Парк. Обочина. Бревно. А ведь я под него даже не заглянула…

Я подняла голову, поймала на себе взгляд женщины и прошептала одними губами.

— Там, в парке, твое тело?

Выпучив глаза, она усиленно закивала и начала что-то гудеть мне в ответ. Но я уже не слушала. Отодвинула от себя тарелку с холодцом. Промокнула чистые губы салфеткой. И повернулась к тетушке.

— Что-то я наелась. Пойду, вздремну.

Глава 4, Где спящих красавиц не добудиться

— Да прекрати ты гудеть, — шикнула я на призрака, осторожно крадясь к выходу.

Шерстяное платье так и норовило за что-нибудь зацепиться. В заранее надетом полушубке, было нестерпимо жарко. Еще и эта… Руками машет, глазки пучит, подгоняет. Аж в ушах звенит.

Помня, какой острый слух у моих домочадцев, я около двух часов лежала в кровати, ожидая, пока все уснут. Одевалась медленно, стараясь лишний раз половицы на прочность не испытывать. Сапожки несла в руке.

А все равно, стоило выйти в прихожую и начать обуваться, как задела какую-то шкатулку. Та со стуком упала на пол и, чтобы не попасться на месте преступления, я со всех ног бросилась бежать.

Открыв засов, я выскользнула за дверь. Заранее обняла себя руками, спасаясь от холода. Но погода, которая еще днем обещала буран и вьюгу, вдруг к ночи унялась.

Ветра почти не было. Снег перестал падать и теперь, блестящим пухом,