вашего спасти, ему срок уменьшить, а мужу высшая мера будет однозначно, ни на что другое и не надейтесь, разве что бог поможет». Катерина решила, что раз такой человек намекнул, что Бог может помочь, то надо значит пробовать. В церковь не пошла, там одни стукачи в погонах, расскажешь что-то на исповеди, а они донесут куда им положено. Когда-то женщины на их улице рассказывали, что живет в лесу рядом с городом святая, Алипия или Олипия, Катерина не запомнила. Люди к ней ездят со всей страны, просят за своих близких, а она помогает. Где точно найти эту святую, Катерина не знала, спросить после случившегося было не у кого – вся улица ее сторонилась, а Голосеевский лес огромный. Катерина надела платок и направилась на автостанцию возле рынка.

Таких же как сама, увидела сразу. В сторонке от всех стояло несколько женщин, одетых как в дорогу – тепло и немарко, и тихо переговаривались. И то ли по косынкам на головах, то ли еще по чему, догадалась, что они верующие. А что верующим у них на окраине делать? Все едут или в Лавру, или во Владимирский собор, остальное то все закрыто. Женщины тоже ее заприметили:

– Не подскажите, где тут у вас цветочки купить можно? – спросила у Катерины старшая из них.

– Какие? На кладбище? – уточнила Катерина.

Женщина суеверно перекрестилась:

– Боже упаси! Для живого человека!

Так разговорились, и выяснила Катерина, что матушка Алипия денег с людей не берет, просит только, чтобы приносили ей цветы. Женщины, хотя и приехали издалека, знали, как ее найти.

– Хижина у нее в лесу.

Катерина удивилась, как это, сама живет в лесу, в какой-то хижине и не боится.

– Так в лесу людей нет, а животные ей не страшны, – объяснили ей женщины.

Все купили по букетику тюльпанов, а Катерина даже три, это значит за каждого из ее мужиков по одному. Но видать святая оказалась не такая сильная, раз так все дело закончилось.

А вот с защитником ей повезло. Он был пожилой уже, давно работал, всех в суде знал, и его все знали, потому он сразу сказал Катерине, что на младшего, на Валерчика, ничего у прокуратуры нет несмотря на то, что тоже в свое время пошел на завод работать по настоянию отца.

– Будет у нас династия! – объявил тогда Егор, – а у нас династии уважают!

Валерчик хотел в мореходку поступать, а пришлось идти в ПТУ, спорить с отцом было бесполезно. Дима, старший, тот сразу сдался, он никогда ни с кем не спорил. Учился в школе хорошо, но Егор велел после восьмого идти учиться на монтировщика.

– Знаешь, какие у них зарплаты? – говорил он и плотоядно облизывал губы, – да еще и от выработки платят! У нас есть такие, что в месяц по двести пятьдесят целковых зашибают, а то и больше!

Сам он, даже перейдя на завод, получал сущие копейки, наверное, меньше только уборщицы зарабатывали, а ведь у него работа вредная.

– Зато в пятьдесят пять выйду на пенсию, – говорил он Катерине. Ага, вот и «вышел», как раз в пятьдесят пять.

Ее еще из дома не выселили, да и было непонятно, отберут его, или нет. Из окон виднелся он, завод, который погубил их семью. Зажигалась вечером над проходной вывеска. Первого слова не видно – деревья закрывают, но дальше хорошо видны слова «ювелирный завод».

Диме «дали» пять лет.

– Это минимум, меньше нельзя никак! – объяснил Катерине защитник.

– А конфискацию за что? У него же не нашли ничего! – возмутилась она.

– Потому что статья такая. Благодарите бога, что их в банду не переквалифицировали.

Что-то много он о боге говорит, этот защитник, ну да ладно, главное он то сделал: Валерчик по делу прошел как свидетель, а Диме – минимум «дали». Вот и вылезла Егору боком его «династия».

Познакомились они на танцах. Чуть позже Катерина поняла, что это был первый и последний раз, когда Егор вообще куда-то помимо работы пошел. И тогда же догадалась, что все, надетое на нем в тот вечер было чужое, одолженное ребятами из общежития. А дело было в Катиной подруге Людке. Та познакомилась днем с парнем на трамвайной остановке, но встречаться с ним вдвоем вечером на танцах отказалась. Объявила, что приведет подругу, ну а тот взял Егора. Люда с тем кавалером больше встречаться не стала, вышла через год замуж за лейтенанта и уехала с ним куда-то, а Катя с Егором поженились.

Катя была приезжая, Егор вначале говорил, что тоже, а потом вдруг объявил, что мамаша у него имеется и даже тут, в городе живет. Катя сильно удивилась, как такое может быть, ему бы место в общежитии не дали бы, но оказалось, что мамаша от Егора официально отказалась и по документам он ей и не сын вроде. История была непонятная, Егор в подробности не вдавался, но Катя как-то догадалась, что случилось что-то в войну, а вот что, так и не узнала.

Вначале они жили в общежитии как все, работали на «Кондитерке», так в городе называли кондитерскую фабрику имени Карла Маркса, Катя в цеху на конвейере, муж – слесарем. Денег получалось впритык, а тут еще Дима родился. Катя уже думала отвезти ребенка своим в село, как вдруг Егор объявил, что его мать хочет их видеть и познакомиться. Так Катерина первый раз попала в этот дом. Тетка, которая их встретила, пугала ее: спитое лицо, шрам через всю щеку. Егор говорил матери «Вы», она же к нему вообще никак не обращалась. А к Димке сразу прикипела.

– У меня живите, – неожиданно предложила, – а я за малым посмотрю.

В домике было две комнаты и закуток, служивший кухней. Одну из комнат свекровь выделила им.

Катерина бы сейчас уехала куда-то отсюда, чтобы не видеть надписи этой яркой над проходной, только уезжать ей было некуда. На заседания ходила она одна. Валерчик, как показания дал, сразу же перестал. Уже завербовался на север, газ качать для страны, просто пока шел суд, действовала на него подписка, потому не мог еще. Отсюда съехал, жил у приятеля где-то. Что за приятель, какой адрес, матери не говорил. Жена Димы вообще ни на одном заседании не была. Но ее Катерина не винила, двое детей у них, ей жизнь как-то надо устраивать. На развод она уже подала. Катерина сидела на заседаниях одна одинешенька, никого рядом: ее родня далеко, а у Егора родни не было, несмотря на то, что все его