осыпать его упреками и будет ждать подробных объяснений. Ведь он должен осознавать, что резкое недовольство ӧссеан как-то связано с этой поездкой! Все инстинкты Лукаса предостерегали не начинать говорить об этом первым, хотя, конечно, он был готов к череде обвинений. Он ждал их. Готовился отражать всеми силами своего ума, так как лишь от того, каким образом Лукас преподнесет ситуацию, зависит последующая благодарность или же ненависть Трэвиса. Перепалки не избежать!

Однако Трэвис не спрашивал, что произошло с Кораблем. Не спрашивал, за что именно он должен отплатить Аккӱтликсу собственной кровью. Он плакал у Лукаса на плече и хватал его за рукав вместо того, чтобы осыпать ругательствами. Лишь сейчас Лукас начинал допускать, что уважение Трэвиса к его персоне, очевидно, так велико, что он просто не решается спросить.

Неловко.

И в то же время хитро.

Если бы Трэвис начал его упрекать, Лукас бы с легкостью ему возразил, однако вместо этого он смотрел на него снизу вверх, словно перед ним стоял бог. Его отчаянная, жалобная беспомощность была утомительна.

– Люк… они… они меня убьют, – всхлипывал Трэвис за его спиной.

Лукас закатил глаза. «Конечно, а поскольку твоя жизнь имеет для человечества неизмеримую цену, это будет серьезная потеря».

– Неужели ты настолько их раздосадовал?

– Ты… думаешь, что нет?

Лукас стиснул зубы.

– Слушай, Боб. Сядь в кресло. Если тебе поможет, выпей таблетку от нервов. Или выпей еще чего. Что угодно, главное, перестань ныть. Я скажу тебе, что, по моему мнению, они сделают, а потом ты оценишь ситуацию. Всегда можно найти выход.

На самом деле он решительно не считал, что выход можно найти из любой ситуации; однако от роли гуру для зареванного Трэвиса убежать было нельзя. «Как ты прекрасно знаешь, то, что с ним происходит, происходит исключительно из-за тебя, – усмехнулось его сознание. – И справиться с этим он не может. В нем нет и миллиграмма смелости».

Чувство вины на мгновение стало таким сильным, что Лукасу страшно захотелось сказать Трэвису о фомальхиванине хотя бы вскользь. Однако свой выбор он уже сделал – в тот момент, когда выклянчил у него Корабль и не упомянул, что дело, для которого Она, Ангаёдаё, была нужна, влечет за собой некоторые риски. Не посвятив Роберта Трэвиса в дело тогда, Лукас не имел права делать этого и сейчас, так как знание всех связей лишь навредит ему перед лицом ӧссеан. Грехи Лукаса Хильдебрандта однажды тоже останутся без отпущения. Угрызения совести – и желаемое избавление от них – не являются веской причиной принимать Трэвиса в свою команду.

Большой босс Спенсеров направился к бару. Налил себе стопочку водки и жестом предложил Лукасу присоединиться. Лукас помотал головой. Вместо того чтобы выпить стопку залпом, Трэвис лишь сделал маленький глоток – лучшее доказательство, что это не то лекарство, к которому он обращается в тяжелые моменты. То есть он лишь послушно делал то, что было приказано. Затем он так же послушно направился к столу и усадил свое огромное тело в огромное кресло. «Ах вот оно что – когда ему страшно, он скорее выедает холодильник, а не спивается; как я сразу не понял! – подумал Лукас с ухмылкой. – Надо было принести ему зельц с луком». Трэвис почти терялся в кресле – хороший пример того, как даже огромное тело уменьшается, когда горбишься. С мебелью такого не происходит. Теперь было особенно хорошо видно, что трон Трэвиса для него самого слишком большой.

Лукас подошел к нему.

– Если быть честным, я не верю, что они сюда вернутся, Боб, – проговорил он самым успокаивающим из всех своих успокаивающих тонов. – Это психологический трюк. Они сделали это, чтобы пощекотать тебе нервы. Даже ӧссеане не могут позволить себе все, тем более по отношению к человеку в твоем положении. Никаких так называемых открытых действий. Иначе был бы страшный скандал.

Трэвис кивнул. Затем наклонил голову и начал рассматривать свои ногти – кончики его пальцев были пожелтевшими, будто от сигарет.

– Верно… – пробормотал он. – Определенное направление мыслей в отношении… наверное… его хватит, да? В такой ситуации… с такими мыслями… Понимаешь, это заставляет невольно… желать…

Он осекся.

– Я хочу сказать – да, наверное, ты прав, Люк, – быстро закончил он. – Я тоже думаю, что они не вернутся.

Лукас молча смотрел на его сгорбленные плечи. «Страх отпускает, наступает смирение», – пронеслось в его голове. Предостерегающая искра из темноты, эхо неясного воспоминания. В тоне Трэвиса было нечто, отчего по спине у Лукаса прошел холодок. Нечто, что провоцировало все его инстинкты. Непроизвольный приступ ужаса. Совершенно неопределенный. Но неоспоримый.

В этот момент Трэвис поднял на него глаза.

– Люк, как ты думаешь… то есть как бы… думаешь, я все правильно истолковал? – взволнованно спросил он. – Я постоянно об этом думаю, но… но все это так странно.

Из него брызнул неестественный смех.

– Понимаешь, так можно потерять рассудок. Ты был на Ӧссе. Ты все это видел. Скажи мне честно. Прошу тебя.

Очередная отчаянная просьба о совете, очередная необходимость дать авторитарное наставление; но зачем? «Что-то я здесь упускаю, – понял Лукас. – Господи. Это что-то очевидное».

Он посмотрел вблизи в глаза Трэвиса. Страх в нем быстро нарастал и замораживал его, словно распространяющийся газ, пока не достиг объема ледяной уверенности. Лукас вдруг увидел и незаметные признаки: секундное расширение зрачков… кроме того, едва уловимая невменяемость в вытаращенных глазах, которая не могла быть вызвана обычным страхом или прочими движениями мысли. Одно лишь мгновение.

Лукас ругал самого себя. «И я все это время размышляю в духе фильмов о мафии: банда ӧссеан, угрозы, допросы… какая ерунда! Тут все это время был скрыт совсем другой фильм. Рё Аккӱтликс! Я идиот.

Конечно, ӧссеане не вернутся! Зачем?

Им это уже не нужно.

Дело сделано».

– Ты должен бороться, Боб! – резко выпалил он. – Это не твое личное решение, пойми!

Но, произнося эти слова, он уже осознавал горькую иронию ситуации. Даже если бы он каким-то чудом выбил из Роберта Трэвиса хоть каплю упорства, решение уже не будет личным. Приказ ӧссеан заменит приказ Лукаса Хильдебрандта. Неужели можно одолжить кому-то свою волю как носовой платок?

Каждый должен пробиваться сам.

Трэвис уткнулся лицом в ладони.

– Может, все не дойдет… до крайности? – пискнул он.

Его голос звучал неестественно высоко.

– И не надейся. Ты должен оборвать все прямо сейчас. Без жалости.

Трэвис не отвечал. Лукас с невольным ужасом смотрел, как его пальцы сползают по лицу. Сползают по губам.

Вдруг Трэвис резко засунул их в рот.

И начал дико сосать. В то же время