земли от монашеского чина да о последнем же времени, последовавшие ему ученики слышали еще и от другого такового же еретика, которого-де тогда, также и поныне, в сыску не явилось, что-де антихрист народился от монашеского чина, и как-де он будет на море и возьмет Царь-град, и тогда-де наречется Богом. А в учиненном в Угличе в Духовном правлении допросе вышеобъявленного крестьянина Бурдаева показано: вотчины-де Симонова монастыря Ярославского уезда Черемошской волости деревни Данильцева крестьянин Никита Сахарников с товарищем своим Иваном Васильевым такие же о последнем времени и об антихристе речи говорили, а <…> из оного дела показалось, что те чинившие вышеписанные богомерзкие противности люди явились жители не одного Углицкого, но и других разных мест и оное злое свое плевелосеяние рассевали не в одном, но во многих местах, как и в прошлом 1733 году в Москве…[73]

Вероятно, только благодаря проницательности архиепископа Феофана Прокоповича, возглавившего «особо учрежденную» следственную комиссию в Петербурге, пойманные в 1733 году в Москве «колодники» были отождествлены с последователями уже умершего Прокопия Лупкина. Любопытно, что учение их называется в указе 1734 года не иначе, как «плевелосеяние», а практика – «богомерзкой противностью», что указывает, в том числе, на то, что члены Синода не понимали вполне, что за религиозная группа перед ними.

Дело о князе Ефиме Мещерском

Следующим известным исследователям делом, в котором упоминаются христоверы, можно считать дело о князе Ефиме Мещерском[74].

Сюжет этого дела стал известен благодаря очерку Григория Есипова «Кликуши», опубликованному в сборнике «Раскольничьи дела XVIII столетия»[75]. Из современных исследователей документы дела были знакомы А. С. Лаврову[76], Е. Б. Смилянской[77] и М. А. Федотовой[78], причем А. С. Лавров определяет главных участников как «хлыстов», а Е. Б. Смилянская и М. А. Федотова видят в них староверов. В документах дела Алена, Пелагея и Григорий Ефимовы значатся как принадлежащие к христовщине.

Дело о князе Мещерском представляет собой интересную иллюстрацию того, как разные пласты народной религиозности (церковные христиане, староверы и христоверы, кликуши) сосуществовали в одном месте и в одно время. Местом как раз оказался дом князя Ефима Мещерского, а временем фиксации – 1721 год.

Из схваченных по делу князя Мещерского лиц важно упомянуть:

– монахиню Рождественского девичьего монастыря в Москве Досифею, которую, если верить Г. Есипову, в монастыре все очень любили, и которая приютила в монастыре юродивую Марью Босую;

– саму московскую юродивую Марью Босую, которая тридцать лет зимой и летом ходила босиком;

– старицу Евпраксию, которая названа в деле «притворной кликушей»;

– Пелагею Ефимову, названную в деле «кликушей»;

– ее сестру Алену Ефимову (обе они в деле названы раскольницами, крестились двоеперстием, но ходили на исповедь); известно также, что муж Алены был иконоборец из круга Настасьи Зимихи[79], или Зимы (т. е. икон не почитал, что для ранних христоверов не типично) и что домой к ним ходил «пустынник Михайло <…> и говорил Алене, что троеперстным сложением не умолишь у Бога, а простирая ум свой, смотри на иконы»[80];

– Григория Ефимова, брата Алены и Пелагеи, о котором Алена показала, что «брат ее того ж раскольнического [т. е. христовщины – К.С.] согласия»;

– зарайского подьячего Федора Григорьева, о котором Алена говорила в допросе, что «он читал только Псалтырь» и что «согласия он не христовщины», а сам подьячий дополнял, что «человек он не богомудренный и о раскольничей вере истязаться не может, и согласия он не христовщины и расколу он не учил»[81], а также крестьян села Борисова Данилу Васильева и Филиппа Климова.

Данила Васильев, как сказано в деле «научился противному [Церкви] сложению перстов от родителей своих и чтоб он, Данило, и в понедельник, и в среду, и в пяток имел бы пост, и не бранился матерно»[82]. А Филипп Климов в первом допросе показал, что «будет креститься в два перста для того, что за оное свидетельствует в нем дух святой и очевидно он его видит и признает то действительно, потому что рыгает нутреннею и трясется, а ежели де он станет креститься треперстно, то де от него отымется тот дух святой», а во втором допросе отказался от своих показаний, говоря, что «слов таких не говаривал, и не рыгал, и не трясся, только говорил, что треперстно первыми персты креститься не будет»[83].

Независимо от того, чью точку зрения мы принимаем – Филиппа или его обвинителей, нужно обратить внимание на наличие связи между физическими проявлениями (трясением, вероятно, непроизвольным; гортанным голосом) и «свидетельством Святого Духа», т. е. пророчеством. Очень похоже, что перед нами нетипичный пример мужской кликоты[84].

Князь Ефим Васильевич Мещерский не был ни «хлыстом», ни старовером, хотя такие слухи по Москве ходили (в том числе потому, что его личная религиозность была в некотором смысле нетипична). Он был участником Северной войны[85] и считал, что не погиб в Нарвском походе только благодаря образу Смоленской иконы Богоматери, который носил «на рамех»[86] (на плечах. – К.С.). После окончания похода князь Ефим Мещерский дал обет построить церковь и поместить туда икону[87], для чего «ездил по деревням с образом за пазухой, веля бирючам кликать, чтобы народ собирался к нему поклониться чудотворной иконе»[88].

Церковь князя Мещерского, куда и была помещена икона, была построена в том числе на собранные пожертвования. Перед иконой регулярно служили акафисты и вечерние богослужения «крестовые попы», т. е. священники, которые не имели постоянного прихода и временно подрабатывали (в основном при домовых церквях и часовнях).

Икону считал чудотворной не только князь, многие шли поклониться святыне, а князь не только не препятствовал народному почитанию иконы, но и сам вел запись чудес, сотворенных по молитвам Богородице. К 1721 году в тетрадку князя было записано 283 чуда.

Князь принимал у себя странников, в том числе тех, кто крестился двоеперстием, монахинь, юродивых и кликуш и даже практиковал особый обряд исцеления кликоты – кликуш бил четками, кропил святой водой, помазывал маслом из лампады, горевшей возле иконы, а также одаривал кусочками просфоры (это были просфоры из монастырей и хлеб, который освящался на домашних вечернях).

Князь Ефим Мещерский жил в селе Космодемьянском, расположенном на реке Малой Истре неподалеку от Воскресенского Новоиерусалимского монастыря, – почитание чудотворной иконы, находившейся у князя Мещерского, могло быть и частью паломничества к монастырским святыням.

Рассуждая о значимости монастыря для народного религиозного сознания, исследователи в первую очередь упоминают получаемые в монастыре «святыни» – просфоры и масло. О причастии речь не идет – А. С. Лавров на основании