смысл, преодолеть бездонную пропасть, отделяющую от нее человека, чтобы сделать ее вновь постижимой и понятной, необходимо было приписать ей некую цель, «проект». Если нет духа, способного вместить эту цель, то в природу вводится эволюционная восходящая «сила», фактически предполагающая отказ от постулата объективности.

* * *

Анимистическая проекция в диалектическом материализме

Среди сциентических идеологий XIX века наиболее продуктивной и до сих пор оказывающей глубочайшее влияние далеко за пределами и без того обширного круга своих адептов является, конечно, марксизм. Примечательно, что, стремясь возвести здание социальных доктрин на фундаменте законов природы, Маркс и Энгельс тоже прибегли – более явно и сознательно, чем Спенсер, – к «анимистической проекции».

В самом деле, я не вижу, как иначе можно истолковать знаменитую «инверсию», посредством которой Маркс подменяет диалектический материализм идеалистической диалектикой Гегеля.

Постулат Гегеля о том, что наиболее общие законы, управляющие вселенной в ее эволюции, носят диалектический характер, занимает свое надлежащее место в системе, которая не признает никакой постоянной и подлинной реальности, кроме духа. Если все события, все явления суть лишь частичные проявления «мыслящей себя идеи», то самое непосредственное выражение всеобщих законов разумно искать в нашем субъективном опыте мыслительного процесса. А поскольку мышление развивается диалектически, то «законы диалектики» управляют всей природой. Но сохранить эти субъективные законы такими, какие они есть, превратить их в законы сугубо материальной вселенной, значит осуществить анимистическую проекцию самым вопиющим образом и со всеми вытекающими из этого последствиями, первым из которых является отказ от постулата объективности.

Ни Маркс, ни Энгельс не предлагают подробный анализ логики этой инверсии диалектики. Однако на основании многочисленных примеров, приведенных, в частности, Энгельсом в его «Анти-Дюринге» и «Диалектике природы», можно попытаться реконструировать главную мысль основоположников диалектического материализма. Его ключевыми тезисами были бы следующие:

1. Движение есть способ существования материи.

2. Вселенная, определяемая как совокупность материи, которая одна только и существует, находится в состоянии вечной эволюции.

3. Все истинное знание о вселенной содействует пониманию этой эволюции.

4. Это знание можно получить только во взаимодействии, которое само по себе эволюционно и является причиной эволюции, между человеком и материей (или, точнее, «остальной» материей). Посему все истинное знание «практично».

5. К такому познавательному взаимодействию относится и сознание. Следовательно, сознательное мышление отражает движение самой вселенной.

6. Поскольку мышление является частью и отражением всеобщего движения и поскольку его движение диалектично, то диалектичным должен быть и эволюционный закон самой вселенной. Это объясняет и оправдывает использование таких терминов, как противоречие, утверждение и отрицание в связи с природными явлениями.

7. Диалектика конструктивна (в частности, благодаря «третьему закону»). Посему сама эволюция вселенной восходяща и конструктивна. Ее высшим выражением является человеческое общество, сознание, мышление. Все это – необходимые продукты этой эволюции.

8. Подчеркивая эволюционную сущность структур вселенной, диалектический материализм выходит далеко за рамки материализма XVIII века, который, опираясь на классическую логику, ограничивался признанием только механических взаимодействий между предположительно инвариантными объектами, а потому оставался не способным к эволюционному мышлению.

Конечно, можно не соглашаться с этой реконструкцией, отрицать, что она отражает подлинные мысли Маркса и Энгельса. Но это вторично. Влияние идеологии зависит от того смысла, который она сохраняет в сознании своих адептов и который распространяется более поздними ее эпигонами. Бесчисленные тексты показывают, что вышеизложенное резюме вполне корректно, ибо представляет собой по меньшей мере «вульгату» диалектического материализма. Достаточно привести один пример, особенно показательный, поскольку его автор, Дж. Б. С. Холдейн, был выдающимся биологом современности. В своем предисловии к английскому переводу «Диалектики природы» он пишет:

Марксизм изучает два аспекта явлений. С одной стороны, марксисты подходят к науке как к одному из проявлений человеческой деятельности, устанавливая, каким образом в условиях любого общественного строя научная деятельность зависит от меняющихся запросов, в конечном счете, от способа производства. Они показывают также, как наука в свою очередь воздействует на изменение способов производства, а следовательно, на изменение всего общества. С другой стороны, Маркс и Энгельс не ограничивались анализом изменений в обществе. В диалектике они видели науку об общих законах изменений не только в человеческом мышлении, но и во внешнем мире, который отражается в человеческом сознании. Иными словами, диалектика применима к вопросам «чистой» науки так же, как и к общественным связям науки[8].

Внешний мир, «который отражается в человеческом сознании», – в этом все дело. Логика инверсии, очевидно, требует, чтобы это отражение было не просто точной транспозицией внешнего мира. Для диалектического материализма необходимо, чтобы Ding an sich – вещь или явление сами по себе – достигали уровня сознания неизменными и неприуменьшенными, не утратив ни одного из своих свойств. Внешний мир во всей полноте и целостности своих структур и движений должен быть буквально представлен сознанию[9].

Несомненно, в противовес этой концепции можно было бы привести некоторые из собственных работ Маркса. При всем том она остается необходимой для логической связности диалектического материализма, что очень хорошо поняли впоследствии марксисты, если не сами Маркс и Энгельс. Не будем забывать, кроме того, что диалектический материализм является относительно поздней пристройкой к уже возведенному Марксом социально-экономическому зданию. Пристройкой, которая должна была превратить исторический материализм в «науку», основанную на законах самой природы.

Упор на «идеальное зеркало» объясняет упрямое отрицание диалектическими материалистами всех видов критической эпистемологии, осуждаемой как «идеалистическая», или «кантианская». Разумеется, такая позиция в какой-то мере оправдана со стороны людей, живших в XIX веке, современных свидетелей первого великого научного переворота. Тогда вполне могло казаться, что благодаря науке человек находится на пути к прямому господству над природой, присвоению самой ее субстанции. Никто не сомневался, например, что гравитация – один из законов природы, изученный досконально.

Потребность в критической эпистемологии

Как известно, лишь благодаря возвращению к истокам – истокам самого знания – была подготовлена почва для второй эпохи науки, которая пришлась на ХХ век. К концу XIX столетия вновь становится очевидным, что критическая эпистемология абсолютно необходима; более того, от нее зависит объективность знания. Отныне она представляет интерес не только для философов, но и для ученых, которые стремятся включить ее в саму ткань своих теоретических построений. Только в таких обстоятельствах могла возникнуть теория относительности и квантовая механика.

Достижения нейрофизиологии и экспериментальной психологии в настоящее время начинают раскрывать по меньшей мере некоторые аспекты функционирования нервной системы. В частности, установлено, что информация, которую центральная нервная система предоставляет сознанию, закодирована, транспонирована, оформлена в рамках предсуществующих норм: другими словами, она ассимилирована, а не просто восстановлена. Сегодня мы понимаем, что иначе не может и не должно быть.

Эпистемологическая несостоятельность диалектического материализма

Посему тезис о чистом отражении, об идеальном зеркале, которое даже не переворачивает изображение, должен казаться нам еще менее