Варвара показала следующую курицу… и следующую… потом их всех отложили, в угоду первому варианту — к нему вернулись, и даже взвесились… курица оказалась слишком массивна.

Вторая была мала. Третья имела нездоровый оттенок ног: "Какие-то они немытые!" Четвёртая производила на покупателя обще-удручающее впечатление.

Опять вернулись к первому варианту, однако и его, после подробного обсуждения, отвергли. В который раз.

— Напрасно вы считаете её большой, — проговорила Варвара. — Из грудки приготовите отбивные, а спинку и гузку с крылышками отправите вариться. Через два часа получится прекрасный бульон!

Говорила она без малейшего напряжения… без нервозности или усталости.

Николай Дмитриевич сдался первым, сказал, что будет жаловаться, что невозможно так измываться над покупателями:

— Ты из меня всю душу вынула, Варвара! Я тебе в жалобную книгу кляузу запишу… благодарственную! Полчаса ты надо мной изгаляешься! Я тебя и так, и эдак терроризирую… нормальная продавщица бы меня уже дважды погнала метлой из магазина, а ты… ты, вежливая, как грампластинка с кубинскими фокстротами!

— Так вы же хотите курочку! — удивилась девушка. — За что вас гнать?

— Давно уже не хочу! — воскликнул Николай Дмитриевич. — Не хочу! Аппетит пропал! Чего хочу, так это вывести тебя из себя!

— Зачем? — Варвара сложила губки буквой "О", и снова превратилась в Дюймовочку.

— Не-ет! — простонал покупатель. — Ты просто богиня спокойствия! И как с тобой муж выживает?!

— Нормально, — она удивилась вопросу. — Как все.

— Вот расскажи, — попросил Николай Дмитриевич заинтересовано, — как у вас утро проходит?

— Вы спрашиваете про те дни, когда я не работаю?

Кока махнул рукой, мол, валяй, рассказывай, когда не работаешь.

— Я просыпаюсь ровно в шесть, умываюсь, готовлю завтрак и варю мужу кофе. Приношу ему напиток, когда он ещё спит… и он просыпается бодрым и жизнерадостным.

— Признайся, он вопит, что ты забыла добавить сахар? или что кофе слишком горячий? или что ты опоздала на целых семнадцать минут?

— Нет, я не опаздываю. Он пьёт и благодарит. Целует. Улыбается.

— И так каждый день?

Варвара потупилась, чуднОй покупатель её забавлял:

— Почти каждый.

— А если он врёт? Если разлюбил тебя давно? Где доказательства? Где обновление отношений? Где добротный скандал? Где, наконец, драка с последующим примирением в койке?

— Господи! — она обомлела. — Что вы такое говорите? У нас такого не бывает!

— Но как же ты веришь, что он тебя любит?!

— Он мне говорит.

— Подарки дарит?

— Нет, просто говорит.

"Чувства!" —

Николай Дмитриевич размышлял о "войне полов" охотно и регулярно. Среди коллег и знакомых он считался "ходоком" и "юбочником" первостатейным. Кока поддерживал такую репутацию, усматривая в ней браваду и достоинство. Меж тем, он никогда не изменял жене. Более того, мысль сплести ноги с другой женщиной вызывала у него омерзение.

"Изменять нет нужды. Изменять глупо! Просто чувства необходимо обновлять… как масло в моторе или побелку на потолке".

В молодости Кока дрался с любимой женой до крови. Однажды она так отрихтовала его скалкой (удачно схватила орудие, когда диспут разгорелся на кухне), что муж три недели провёл в санатории.

И что вы думаете? Иные пары после такого "избиения младенцев" разводятся, в семье Николая Дмитриевича воцарилась благодать и зацвели райские кущи. На полгода или даже дольше.

"Чувства — они, как постромки, их постоянно нужно подтягивать. — Николай Дмитриевич смотрел на продавщицу Варю и не понимал, как такая молодая красивая (кровь с молоком во все щёки) девка может быть такой малахольной. — Отношения постоянно нужно выяснять… не для того, чтобы что-то там выяснить (меж мужиком и бабою ничего сложного нет, не теорема Пифагора!), но, чтобы каждый день обновлять любимую, заставлять её жить! и меняться самому в бесконечной жажде. Отношения не терпят застоя, неужели вы этого не понимаете?!"

С возрастом оба угомонились. Супруг (Кока) по мере сил подначивал супругу на ссору, но та — вот безгранично хитрое создание! — не шла на открытый конфликт. Женщина изучила мужа, и умела вызывать его ревность мелкими штрихами — взглядами, намёками… безответными телефонными звонками, недоговорёнными фразами.

Строго говоря, Николая Дмитриевича громили его же собственным оружием.

"Хорошо живётся мусульманам, там каждый день муж имеет право на свежую жену. Что делать нам, православным? Изменять? Никоим образом! Измена низит… выхолащивает душу! Если нет возможности сменить супругу, надо… — в этой точке размышлений Кока обычно хлопал себя ладонями по пузу, — обновить супругу! Надо заставить её измениться! И лучший для этого способ — скандал!"

В качестве компенсации за своё поведение, Николай Дмитриевич купил квадригу кур-двухлеток — "Лидке сгодятся", — вышел из магазина довольный и полными лёгкими втянул городской сизый воздух.

Жизнь казалась прекрасной.

***

Лидия стелила дяде на диване, в зале. Сама ложилась в спальне.

Меж залом и спальней существовал коридор в два аршина шириною.

С "рождением" коридора тоже связана история. По задумке архитекторов, одна комната (двухкомнатной квартиры) смыкалась со второй, а уже потом обе "ячейки" выходили в коридорчик к кухне и ванной. Кажется, это называется "проходной зал". Однажды Лидухе засвербело в одном месте, и она потребовала от мужа разделить комнаты: отлучить от зала кусочек и превратить его в продолжение коридора.

В идейном смысле, посыл был верен… кабы дело происходило, допустим, в замке английских лордов. На практике, получился заполненный бытовой мелочью коридорчик, плюс, маленький куцый зал, напоминающий келью монаха… который молится югославской "стенке" (за шестьсот рублей) и австрийской люстре в такую же цену.

Хрустальную люстру о двенадцати рожках, промежду прочего, Николай Дмитриевич доставал лично… ко дню рождения племянницы… в подарок.

— Лида, ты спишь? — вполголоса спросил Николай Дмитриевич.

— Нет, — ответила племянница. — Как будто,

— А чего?

— Сон бежит. Сегодня приходила скандальная заказчица… всю душу вынула, стерва. Все образцы перевернула, все ткани перемяла, всех мастеров обругала.

— И чего?

— А ничего. Ушла и ничего не заказала.

— На учёт таких надо ставить! — посочувствовал Николай Дмитриевич. — В поликлинике. Отвратительные встречаются в природе личности… сам часто сталкиваюсь с такими типусами.

Помолчали, прислушиваясь к ночи. Ходики сговорчиво тикали. На улице протарахтел автобус.

Николай Дмитриевич спросил:

— Ты помнишь Эдика Усольцева? Вы с ним сидели за одной партой, кажется. В десятом классе.

— Конечно, помню. Мы очень дружили. Я думала, стану его женой.

— Да-да, это он.

Опять пауза, опять ночные колдовские звуки.

— И чего? — Николай Дмитриевич.

— А ничего. Его родители в Мурманск уехали. И Эдик с ними.

— Жаль…

— Ты даже не представляешь, как! — Заскрипел матрас, Лида приподнялась на локте; в бликах луны, Николай Дмитриевич видел её намазанный кремом лоб и