с ума, — приподнявшись на локте, задумчиво протянул он. — Я и сам ещё не понял, что именно, просто чувствую себя потрясающе рядом с тобой. Никто и ничто в этом мире не вызывал во мне подобного, Роза, и я ничего не могу с собой поделать… Отныне мы всегда будем вместе… — и, прижавшись к ней, юноша прошептал: — Даже если ты попытаешься убежать от меня, я буду прямо за тобой.

— Мог бы уже прекратить лицемерить, — жёстко процедила Розалин, резко вскакивая на постели. — Твоё отношение ничего общего с любовью не имеет. Ты относишься ко мне как к вещи.

— Как ты можешь так говорить? Разве хоть один человек относится так к своим вещам, как я к тебе?

— Конечно.

— Только бедняки, которые не могут позволить себе ничего лишнего. Я же любую вещь могу сломать и выбросить, даже новую, очень дорогую и понравившуюся мне, ибо могу её заменить точно такой же.

— И в чём разница?

— В том, что тебя ломать и выбрасывать я не хочу и не собираюсь, ибо никто не сможет тебя заменить. Ты для меня не вещь, ты бесценна для меня, дороже всего мира и моей собственной жизни. Надеюсь, когда-нибудь ты увидишь эту разницу и всё поймёшь.

Но Розалин не поняла даже на четвёртый месяц заключения. Казалось, смирившись со своим положением, она, тем не менее, уже начала терять вкус к жизни. Девушка впала в глубокую депрессию, впервые в жизни ей захотелось умереть, она стала серьезно задумываться над тем, чтобы наложить на себя руки. Её состояние ухудшилось настолько, что Розалин стала повсюду видеть десятки страшных наблюдавших за каждым её шагом глаз, а порой в мозг врывались говорившие наперебой голоса. Чувствуя, как сходит с ума, Розалин стала в больших количествах глотать свои таблетки и отказываться от еды. Она стала неумолимо гаснуть, как тлеющая свеча, и в конечном итоге перестала сопротивляться всем действиям своего похитителя.

Вечером накануне Рождества, юноша стал торжественно вносить в комнату Розалин розы. Огромные букеты алых, белых и жёлтых роз, и роз в горшках он расставлял на полу, на подоконниках, оставлял на столе, на полу, сбрасывал к её ногам в кровать. И всё это торжественно декламируя:Если женщина пригожа,Её бела и нежна кожа, —Пусть скажет, чтоб её портнойОформил вырез ей такой,Что плечи смело открывает,Грудь на полфута оголяет.Ведь если грудь обнажена,То привлекательней она!Коль дама широка в плечах, —Чтоб быть ей краше на балах,Пусть так портной ей платье скроит,Что недостаток этот скроет,Чтоб не был грубым силуэт.Тут в лёгкой ткани весь секрет.

У Розалин даже челюсть свело от этих строк.

— Что ты делаешь? — устало спросила она, когда похититель бросил к ней очередной букет роз.

— Хочу, чтобы моя маленькая Роза жила среди роз, — раскинув руки, счастливо произнёс юноша. — Думаю над тем, чтобы создать на крыше оранжерею с живыми розами.

— Я ненавижу розы, — буркнула Розалин, скидывая букет на пол.

— Раньше ты их очень любила, как и я.

— А теперь ненавижу.

Розалин упала на подушку, вперив пустой взгляд в потолок, но через мгновение увидела перед собой лицо поработителя.

— Что тебе ещё нужно? — разочаровано вздохнула она.

— Выходи за меня замуж.

От подобной неожиданности глаза Розалин округлились.

— Ты окончательно спятил, да?

Поработитель лёг рядом, уткнувшись носом в её шею.

— Не могу дождаться, чтобы провести с тобой каждое мгновение своей жизни, — пробормотал он, вдыхая запах её тела. — Мы идеально подходим друг другу.

Как и прежде, юноша стал покрывать поцелуями те участки кожи Розалин, что были обнажены, но в этот раз, не встречая больше сопротивления, осторожно стал продвигаться дальше.

Розалин была одета в короткую юбку и майку, и поработителю практически было предоставлено всё её тело, но он не спешил, не набрасывался на неё, как изголодавшийся зверь.

— Почему ты вдруг стала такой смиренной? — поглаживая внутреннюю сторону её бёдер, юноша заглянул Розалин в глаза.

— Потому что уже не вижу смысла ни в чём, — безразлично бросила девушка. — Ты убил во мне любые желания.

— Разве? — вопросил он, запечатлевая невесомый поцелуй на кончике её губ. — Или ты наконец-то возжелала меня так же сильно, как я тебя?

Его томный низкий полушёпот вызвал на коже Розалин шторм, и, стыдливо вспыхнув, она резко отвернулась, только бы не видеть его пристального и в этот момент прожигающего взгляда.

— Не говори ерунды, — прошипела девушка, как взбешенная кошка.

Ухмельнувшись, похититель, продолжая вызывать дрожь своими нежными поцелуями и поглаживаниями, стал неумолимо продвигаться ниже.

— Твои слова всегда противоречат желаниям, — шептал он, приподнимая майку Розалин и покрывая поцелуями её впалый живот. — Ты любишь меня и желаешь столь же сильно, как и я тебя.

Розалин попыталась вновь прикрыть живот, но сделала это как-то нехотя, лениво. Она скрестила на груди руки и сомкнула ноги, но когда похититель мягким движением осторожно раздвинул их и поцеловал коленку, она задрожала, как от холода.

Розалин и сама себя уже не понимала, всё случившееся с ней в плену казалось наркотическим сном, она потеряла не только счёт времени и вкус к жизни, но и не могла осознать произошедшие с ней изменения. Каждодневные на протяжения четырёх месяцев прикосновения и поцелуи поработителя хоть и были нежеланными и омерзительными ей, вдруг с недавнего времени стали приятными. Её тело даже просто в присутствии юноши прошибало током, внизу живота неумолимо начинал полыхать пожар, стоило ему только коснуться её. Розалин и раньше сталкивалась с вожделением, как и все молодые люди, но как-то с бешенным темпом её жизни, когда каждый день был наполнен учёбой, подработкой и помощью матери по дому, она так и не смогла опробовать телесные наслаждения. Конечно, она исследовала своё тело, но никогда не была с мужчиной и даже не думала, что это может когда-нибудь с ней случиться, слишком уж подобные чувственные действия заставляли её цепенеть и покрываться краской.

И вот, радуясь, что её поработитель не смел брать её насильно, Розалин вдруг сама стала страстно желать этого. Она желала его осторожных прикосновений, тёплых губ, представляла его в своих постыдных фантазиях и, что самое страшное, мысленно каждый раз молилась, чтобы он не останавливался.

Розалин сжала заледеневшие пальцы. Всё же даже гипотетический секс с поработителем страшил её.

— Не нужно так пугаться собственных желаний,