— Ну… — кашлянул я, — Знаешь ли, я это я. С каким-нибудь развратным дедулей все вышло бы по-другому. Он бы вокруг скакал молодым козликом и комплименты блеял. Надеюсь, что не доживу до такого срама. А могло быть и гораздо…

Снова зазвонил телефон. Тут я уже разозлился:

— Подойди и скажи, что моешь мне пепиську. И выдерни шнур. Пусть названивает, до самого утра, если этой Джульетте ревность спать мешает. Вперед!

Сквозь приоткрытую дверь донесся голос Татьяны, слово в слово передающей телефонограмму. Затем она появилась в дверях ванны:

— Кажется, это была не Джули, а твоя мама. Но я сказала. Она закричала: «Он всех до инфаркта доведет!!!»

Татьяна хихикнула. Я же мрачно на нее уставился. Назревали Крупные Неприятности.

— И долго я буду сидеть намыленным, как тот коллега-инженер?[2]

— Ну прости. Все-таки вам, мальчишкам, намного лучше нашего. Из дома тебя, конечно, не вытурят, и вообще… — тяжко вздохнула она.

Я хмыкнул:

— Так мы мамам пореже в подолах приносим разные сюрпризы. От Санта-Клауса.

— А то они без вашей большой помощи получаются. Мне залезать?

— Ну не здесь же заниматься твоей девственностью, — тяжко вздохнул я, — Чем ближе к этому самому, тем меньше желания вообще ей заниматься. Теперь вытри меня, набрось на плечи халат, да подай из прихожей шлепанцы.

— Ну ты и барин, — протянула она, — Кажется, я здорово продешевила.

— Ничего, зато я выгадал, — довольно сообщил я, подставляя плечи под мягкий махровый халат, обнаруженный в ванной, — Учись, малышка, нигде задаром так хорошо не научишься ублажать. Что же, оценим твои услуги в бытовом плане в двести, сексуальные… хмм, сомнительного качества — в тысячу двести. За девственность вычтем скромный штраф в восемьсот ефимков.

— Вот и выходит как раз шесть сотен. Что-то неясно?

— Какой это еще штраф?! — вознегодовала начинающая путана. Я откровенно расхохотался в ее растерянно — злое лицо, — О, дорогуша, да ведь недостаток похуже волосатого хвоста! Нет, я не спорю, есть любители и тех, у которых хвосты, но я это я, и что ты знаешь о том, как меня холить — лелеять? Где тапочки?

— Здесь тапочки, — вздохнула девица, — Ну ты и чудак!

— Чудак? Ерунда. Мудак, а не чудак. Чувствовал же, что все пошло наперекосяк И нет, чтобы выпить да лечь спать, начал дурить. Со злости, что ли, тебя снял?

— Да просто назло этой своей Джульке, — неожиданно мудро сказала Татьяна, — А теперь на мне отыгрываешься за то, что она не дала, вот и все. Ну злой ты на нее, а я тут причем?

— Когда ты молчишь, ты симпатичнеее, — поморщился я.

— Так откуда у тебя столько бабок?

— Брат с Севера приехал. Помоешься — приходи некрашеной, краситься ты не умеешь. Семь футов под… клитором, — и прикрыв за собой дверь, я прошел в комнату, обнаружил зашарпанный кассетник, но без кассет, сунул разочарованно маг обратно.

Включил телевизор. Тот показал ночной выпуск ТСН и заверещал насчет обесточить.

Пришлось остаться в тишине. Простыми чуть пахли затхлым. Плеснув на донышко коньячку, смочил язык и небо. Землянин во мне бурно запротестовал против такого варварства — если бы волю дали ему — то уж попил бы!

А курсант Академии морщился. Он брезговал общества грязной тупой дикарки, чьи познания в искусстве наслаждений вряд ли простирались дальше сведений, что имеются такие штуки ниже пупа. Я хмыкнул, поймав себя на жалости к этой невезучей начинающей шлюшке. Потом разозлился на себя: «Ну не я, так другой ее оттрахает завтра же. И что? Если ей такая судьба?»

Вода перестала шуметь. Я дипломатично погасил верхнее освещение, услышал шуршание ткани и с интересом подумал — или она шарит по моим карманам, решив все же добыть себе маленькие премиальные, или одевается.

— Ээй, не тяни кота за хвост, — сказал я в сторону Татьяниного укрытия. Дама тяжко вздохнула и вдруг резко открыла дверь, держа наготове зеленый баллончик боевой аэрозоли:

— Куда дел деньги?! Деньги давай!

— Бог ты мой, — поморщился я, укоризненно качая головой и переходя в боевой режим, — Татьяна, это уже ни в какие ворота не лезет.

— Давай капусту, козел! — заорала она визгливым противным голосом.

— Да убери ты этот отвратительный предмет! Все было так хор…

— Гони бабки! — палец на кнопке дрогнул. Я глубоко вздохнул, резко ударил по руке, вызвав паралич мышц, перехватил баллон и слегка придушил даму, для профилактики обездвижив и другую руку.

Когда взгляд моей террористки стал осмысленным, она лежала на постели и не могла прикрыться ничем, кроме ладошки. Что она и сделала. Руки пока что слушались ее неважно.

— Зря ты это затеяла, девочка, — сказал я, побалтывая порцией коньяка и вдыхая прохладный дымок «SALEM», — Если бы ты знала, что я терпеть не могу любое давление на себя, то навряд ли ты стала бы заниматься глупостями. Если б не лень, то я бы уже на тебя залез.

— Отпусти меня, а? По-хорошему. Я карате изучала два года. Тронешь — пожалеешь, — Татьяна подумала и добавила, — Кобель.

— Слу-ушай, глупее ничего не может быть, как драться голым с голой проституткой. Это же как раз хохма в моем стиле! Предлагаю: если побьешь ты, то деньги на кухне, в заварочном чайничке, ну а уж если я…

Из-за последовавших с ее стороны действий пришлось на время прервать фразу. Дама перешла в наступление, шипя, как кошка. Я гоготал и отмахивался от ее довольно — таки грамотных ударов. Когда осада уже наскучила, я снова обездвижил ее, живописно уложил в позе Данаи, оглядел взором знатока и сообщил:

— А ты ничо, вот только ноги кривые. Ну мне уже надоело драться, Татьен, немного лирики, please. Девственность такая же залипуха, как и неопытность, да? Ну я просто в восторге. Между прочим, у нас на безумную любовь остается все меньше времени. А ты даже не помылась, от тебя пахнет. Да еще и вспотела.

— Ккхх, — прохрипела дама, — Я тебя ненавижу!

— Непрофессионально, милочка. Ну что же, придется искупать тебя, бо уж слишком гадостно смердите. И не рыпайся, ты, это тебе не похотливых старичков выставлять, ясно? Другую тетку я уже не найду, так что давай уж отрабатывать свой кусок героина, ребенок. А на будущее рекомендую не искать для всяких глупостей вроде разборок. Костей не соберешь, киска-каратиска.

Сам не зная зачем, спокойно, без всяких эмоций помыл, время от времени тыкая в нервные узлы. Без улыбки посмотрел во все больше накапливающие страх глаза:

— Значит, не