Продолжение рассказа о войне Ярослава со Святополком читается в статье 1016 (6524) г. (позднее озаглавленной в Лаврентьевском списке ПВЛ «Начало княженья Ярославля Кыеве»), однако начало этой статьи («Приде Ярославъ и сташа противу ополъ Днепра.») повторяет информацию, содержавшуюся под 1015 г. По мнению Н.Г. Бережкова, которое он высказал, опираясь на предложенную Шахматовым реконструкцию текста «Древнейшего Киевского свода», за словами: «изыде противу ему к Любичю об онъ полъ Днепра, а Ярославъ объ сю» – в первоначальном тексте читалось: «…и не смяху ни си онехъ, ни они сихъ начата, и стояща месяце 3 противу собе». Гипотеза Н.Г. Бережкова о соотношении летописных статей 1015–1016 гг. вступила в противоречие с одной из гипотез А.А. Шахматова, считавшего, что сборы Ярослава в поход на Киев заняли несколько месяцев и битва у Любеча состоялась в 1016 г., тогда как Бережков, опираясь на упомянутое текстологическое наблюдение, предложил перенести ее из 1016 в 1015 г. Аналогичные соображения были высказаны Н.Н. Ильиным и частично поддержаны В.Д. Королюком. А.В. Назаренко, осуществивший сопоставление хронологии летописного рассказа и хроники Титмара Мерзебургского, напротив, высказался в пользу шахматовской датировки, так же как и автор историографического обзора этой проблемы П.П. Толочко. Учитывая искусственно установленную хронологию летописных статей 1014–1016 гг., вопрос о дате Любечской битвы, на наш взгляд, следует оставить открытым, хотя, если предположить, что текст первоначально не имел разбивки по годам, гипотеза Н.Г. Бережкова с текстологической точки зрения представляется вполне приемлемой. Упомянутая Н.Г. Бережковым вставка является отнюдь не единственным дополнением в статье 1016 г.: к их числу относится также заключительная фраза: «И бы тогда Ярославъ Новегороде лет 28», помещенная после сообщения о вокняжении Ярослава.

Определенные сложности представляет летописная заметка под 6525 (1017) г.: «Ярославъ иде [в Киевъ] и погоре церкви» (в Лаврентьевском списке этот фрагмент дефектен и нуждается в конъектуре, тогда как в других списках представлен в более полном, но грамматически модифицированном виде – ср.: «Ярославъ ввоиде в Кыевъ и погореша церкви» – в Ипатьевском; «Ярославъ вниде в Кыевъ, и погореа церкви» – в Радзивилловском). Эта информация вступает в противоречие с фразой о вокняжении Ярослава в Киеве в конце статьи 6524 г. («…Ярославъ же седе Кыеве на столе отьни и дедни»), которая, как показывают наблюдения А.П. Толочко и Т.Л. Вилкул, является «этикетной» формулой интронизации князей, вошедшей в употребление в конце XI в. В этом случае первоначальный текст рассказа, следующего за словами: «И поиде на Святополъка», может иметь следующий вид: «Слышавъ же Святополкъ идуща Ярослава, пристрой бещисла вои, Руси и Печенегъ, и изыде противу ему к Любичю об онъ полъ Днепра, а Ярославъ объ сю и не смаху ни си онехъ, ни они сихъ начати, и стояща месяце 3 противу собе. И воевода нача Святополчъ ездя възлеберегъ, укаряти Новгородце, глаголя: „что придосте с хромьцемь симь, овы, плотници суще? А приставимъ вы хоромоверубити нашихъ". Се слышавше Новгородци, реша Ярославу яко „заутра перевеземъся на ня; аще кто не поидеть с нами, сами потнемъ [его]"». Бе бо уже в заморозъ. Святополкъ стояше межи двема озерома, и всю нощь пилъ бе с дружиною своею. Ярослав же заутра, исполчивъ дружину свою, противу свету перевезеся и выседъ на брегъ, отринуша лодье от берега, и поидоша противу собе, и сступишася на месте.

Быстъ сеча зла, и не бе лзе озеромь Печенегомъ помагати, и притиснуша Святополка с дружиною къ озеру, и въступиша на ледъ, и обломися с ними ледъ, и одалати нача Ярославъ. Видев же [се] Святополкъ и побеже, и одоле Ярослав. Святополкъ же бежа в Ляхы. Ярославъ [же вн] иде в Киевъ и погоре церкви».

Статья 6526 (1018) г., где рассказывается о приходе на Русь Святополка и Болеслава I, поражении Ярослава на Буге и его бегстве в Новгород, вторичном вокняжении Святополка в Киеве и об избиении поляков, согласно мнению Д.И. Иловайского и А.А. Шахматова, испытала влияние статьи 1069 г., рассказывающей об аналогичном событии при Изяславе Ярославиче. В пользу позднего происхождения этой статьи высказался А.Б. Головко, предположивший, что ее автором был летописец, оппозиционный Ярославу. По мнению С.М. Михеева, к первоначальному тексту статьи относятся три фрагмента: 1) от слов: «Приде Болеславъ съ Святополкомь на Ярослава с Ляхы…» – до слов: «Ярославъ же убежа съ 4 мужи к Новгороду»; 2) от слов: «Ярославу же прибегшю Новугороду» – до слов: «Болеславъ же бе Кыеве седя»; 3) от слов: «Святополкъ же нача княжити Кыеве.» – до конца статьи, сообщающем о вторичном изгнании Святополка Ярославом, тогда как остальные фрагменты были добавлены под влиянием польского присутствия в Киеве в 1069 г. С текстологической точки зрения эту реконструкцию надо признать вполне удовлетворительной, несмотря на то что в результате позднейших построений исследователя, связанных с реконструкцией текста «Древнего сказания» 1016/17 г., текст летописной статьи 1018 г., представляющий сюжетную общность со статьями 1014–1016/17 гг., не отнесен к его составу. Необходимо отметить, что первоначальный текст статьи, по-видимому, был нейтрален к Святополку, а вторичные дополнения наряду с его дискредитацией были призваны выдвинуть на первый план Болеслава Храброго (ср.: «Болеславъ же вниде в Кыевъ съ Святополкомь, и рече Болеславъ: „разведете дружину мою по городомъ на покоръмъ, ибысть тако“»; «Болеславъ же бе Кыеве седя, оканьныи же Святополкъ рече: „елико же ляховъ по городу избиваите я“, и избиша ляхы»), и данная тенденция получила дальнейшее развитие в памятниках новгородского летописания XV в., которые сообщают об интронизации Болеслава на киевском столе. Этот вопрос до недавнего времени оставался спорным. Например, В.Д. Королюк сначала полагал, что такое развитие событий было вполне возможным, однако позднее пришел к выводу, что подобная точка зрения должна быть отвергнута. Позже в пользу первой точки зрения Королюка высказался М.Б. Свердлов. Наблюдения А.В. Назаренко и А.В. Поппэ, обративших внимание, что Титмар Мерзебургский пишет об интронизации Святополка Болеславом, свидетельствуют против подобного предположения. По всей видимости, редакторы летописного рассказа о событиях 1018 г. сознательно гипертрофировали тот факт, что Святополк являлся ставленником польского князя, дабы подчеркнуть его политическую несостоятельность. Что касается летописной статьи 6526 (1019) г., рассказывающей о битве Ярослава со Святополком на Альте, здесь следует согласиться с мнением тех исследователей, которые считают ее позднейшей вставкой, обусловленной влиянием борисоглебского культа, отметив, что она требует отдельного сопоставления с соответствующим фрагментом паримийных чтений Борису и Глебу. Таким образом, с одной стороны, можно считать доказанным, что первоначальный рассказ о борьбе за «наследство Владимира Святославича» рассказывал только о борьбе правителей Новгорода и Киева или, говоря словами Н.И. Милютенко, являлся «Повестью о борьбе Ярослава со Святополком», с другой стороны, следует отметить, что он являлся не самостоятельным произведением, а органической частью «прототекста» летописи.

Большинство исследователей, реконструирующих обстоятельства междоусобной войны 1015–1018 гг., смешивает первичные и вторичные сюжеты, составляющие общую картину этих событий, вследствие чего представления о приоритете «старейшинства», которые зафиксированы в текстах Борисоглебского цикла, переносятся на начало XI в.174 Между тем подобные историографические конструкции нуждаются в пересмотре, поскольку в реконструируемом первоначальном летописном рассказе упоминания о «старейшинстве» отсутствуют, а отдельные элементы его и вовсе свидетельствуют о том, что политическое положение Святополка в Киеве летом 1015 г. являлось непрочным: он должен был скрывать информацию о смерти Владимира, чтобы успеть заручиться поддержкой населения – «людей» города, о которых в повести «Об убиении» говорилось, что это «кыяне», поскольку новгородский князь имел в Киеве своих информаторов, не только в лице Предславы, но, как выясняется из рассказа НГЛМ о Любечской битве 1016 г., и в окружении Святополка, где «бяше Ярославъу мужь воприязнь». Это значит, что в качестве лидера княжеского рода Святополк воспринимался далеко не всеми, вне зависимости от того, был ли он сыном Ярополка Святославича, как считалось до последнего времени на основании нумизматических данных, либо старшим из оставшихся в живых сыновей Владимира.