— Новенький, нннда? — Один из рабочих поднялся и подошел к Шпатцу почти вплотную.

— Первый день, — Шпатц кивнул. — Я Шпатц Грессель.

— Смотрите, парни, чей-то сыночка пожаловал, — говоривший был ниже Шпатца, но смотрелся значительно шире в плечах. Плоская серая кепочка сдвинута на затылок, демонстрируя давно немытые волосы неопределенного цвета.

— Все мы чьи-то сыночки, — Шпатц пожал плечами и дружелюбно улыбнулся.

— Ну-ну! — собеседник протянул руку, желая, видимо, потрепать Шпатца по щеке. Шпатц уклонился от панибратской «ласки» и перестал улыбаться. — Белоручку опять прислали.

Двое других рабочих рассмеялись, обнажив желтые от постоянного курения зубы. Тут снова подкатила платформа, и разговор, к счастью, прервался. Теперь количество людей показалось фельдфебелю достаточным для того, чтобы снять, наконец-то с пояса связку ключей и открыть калитку. Пригнувшись, Шпатц прошел внутрь.

Воспринимать размеры помещения рассудок отказывался. Шпатц попытался прикинуть, сколько этажей могло бы быть в доме, достигавшем крышей до потолка эллинга, но махнул рукой. Может быть, потом. Надо будет спросить, сколько метров до крыши... Но самым впечатляющим здесь были отнюдь не размеры. По центру на гигантских «козлах» покоилась металлическая рама-ферма будущего люфтшиффа. Несколько поперечных ребер-колец уже были установлены, так что по внешнему виду уже было ясно, что это за конструкция — хищная сигара люфтшиффа-бомбардировщика, способного нести несколько тонн смертоносных снарядов и в течение многих часов сбрасывать их на вражеские города. Но долго глазеть по сторонам Шпатцу не дали — бригадир, в чье распоряжение он попал, немедленно загрузил его нужными делами — тащить тележку туда. Вращать ворот лебедки. Нести носилки. Снова тащить тележку. Снова крутить. Тащить. Подавать.

На ладонях Шпатца, не привыкшего к физическому труду, почти сразу вздулись и лопнули мозоли. Довольно быстро он перестал пытаться сообразить, в каком именно процессе участвует. Сначала ему казалось, что происходит какой-то хаос — все куда-то идут, что-то несут, взбираются на головокружительной высоты лестницы на колесах, поднимают инструменты, детали и емкости в корзинах подъемников... Потом стало ясно, что никаким хаосом здесь и не пахнет — слаженная муравейная деловитость всех участников процесса стала очевидной.

А потом Шпатц так устал, что на обдумывание не осталось сил. Так что он просто тащил, крутил или тянул то, что от него требовали, мысленно проклиная Крамма и его приятеля, которые решили, что он будет в состоянии здесь что-то разузнать под видом обычного разнорабочего. Когда для третьей бригады наконец-то объявили перерыв на обед, Шпатц даже не сразу в это поверил.

Обедом кормили в оборудованной в углу эллинга столовой — два длинных стола с неудобными, разумеется, лавками, на которых одновременно могло разместиться человек сто. Получив на раздаче свою порцию густой похлебки из тушеного мяса с картошкой и ломоть хлеба, Шпатц поборол желание устроиться отдельно от всех. В конце концов, его задачей было понять, что здесь происходит, а не просто заработать кровавые мозоли на ладонях и устать до тошноты. К сожалению, тот парень в кепке, разговор с которым как-то не задался, оказался с ним совсем рядом.

— Вот и наш белоручечка, — сказал он, и бригада неприятно заржала. — Не привыкли ладони работать по-настоящему-то? Ну что, расскажешь какую-нибудь сладкую сказочку, а, маменькин сыночка?

Шпатц снова пошевелился. Надо заставить себя встать на узкую балку обеими ногами, пройти по ней метров тридцать до решетчатого «ребра» и спуститься по косым перекладинам вниз. Шпатц потрогал языком разбитую губу. Осторожно разжал пальцы одной руки. Зашипел, когда присохшие к перекладине струпья свежих мозолей снова лопнули. Ощупал лицо. Скула не сломана, но синяк, скорее всего, уже сейчас внушительный. Несколько раз глубоко вдохнул. Выдохнул. Прикрыл глаза. Потом снова зачем-то посмотрел вниз и машинально вцепился в перекладину. Напрягся, зашипел от боли с левой стороны — а вот ребро, кажется, сломали, когда тащили к корзине подъемника...

Драки на обеде не получилось только из-за бригадира, который наорал на всех потенциальных участников и разогнал по рабочим местам. И снова потянулись часы, когда Шпатц катал тележки, крутил ворот и размешивал в ведре алюминиевую краску. Не получилось контакта. По каким-то признакам рабочие определили в нем чужака и теперь зыркали злыми взглядами из-под козырьков кепок, многозначительно сплевывали и потирали кулаки.

Его подкараулили почти в самом конце смены, когда он катил пустую тачку. Все произошло так быстро, что Шпатц даже не успел ответить. Подсечка, сильный толчок в спину, и вот он уже лежит, скрючившись, на полу, накрытый какой-то пыльной ветошью, стараясь прикрыть голову от ударов ногами. А потом он пришел в себя уже здесь, на балке перекрытия под самым потолком эллинга. Хотелось зарычать от бессилия, но заставить себя встать он не мог, а позвать на помощь не позволяла гордость. Безвыходная ситуация.

Эллинг опустел — рабочие утренней смены отправились по домам, вечерняя смена или еще не пришла, или конкретно в этом ангаре ее не подразумевалось. Шпатц слышал, как за циклопическими воротами пыхтит транспортная платформа, как что-то лязгает металлом о металл и даже как кто-то поет хором. Еще раз разжал пальцы. Не смотреть вниз. Нужно всего лишь переместить руки повыше, повернуться боком и закинуть затекшие ноги на балку, шириной в одну ступню.

— А ежели он свалится, франт этот? — спросил худой парень с рваным шрамом на губе. Один из тех троих, которые затаскивали почти бесчувственного Шпатца в корзину подъемника.

— Да и пес с ним, ннда? — второй, тот же самый, с сальными волосами и в кепке. — Нешто у нас мало кто падает с верхотуры? Разве мы знаем, зачем он туда полез? Может он вообще шпион, разнюхать чего хотел!

— И то правда!

У Шпатца почти получилось поставить одну ногу на балку, но ботинок соскользнул, он опять глянул вниз. Даже в вечерних сумерках было головокружительно высоко. Проклятье...

Лязгнул замок, скрипнула калитка.

— Я только проверю кое-что, герр фельдфебель, — сказал незнакомый голос. Раздались неспешные шаги подкованных ботинок. Луч мощного фонаря скользнул по стенам.

— Эй? Есть кто? Грессель?

Шпатц разлепил пересохшие губы и откашлялся.

— Я здесь, — получилось почти шепотом. Луч фонарика метнулся в его сторону.

— Ох ты ж! — незнакомец хлопнул себя рукой по бедру. — Ты как туда вообще забрался? Не можешь слезть?

— Не могу. Был бы очень вам благодарен,