Шрифт:
Закладка:
— Революции?
— Именно. Прежде Сашками да Палашками хозяева своих холопов звали, мол, те, хоть и выросли, а умом сущие дети, несмышленые, глупые и простодушные. Теперь время другое. Нужно уважать и себя, и других.
Лютов открыл было рот, верно, сказать что-то ехидное, но Оболикшто посмотрел на него так, что рот сам собою и закрылся.
— Так что, Александр, пят минут на сборы, да и в путь.
— Да мне и собирать нечего. Все при себе, — и он похлопал по кобуре мазера.
— Ну, мало ли… В ватерклозет сходить. Кстати, где здесь ватерклозет? День впереди долгий, как там оно обернется…
Спустя пять минут они усаживались в блестевший на скудном солнышке «паккард». Водитель, в ожидании Арехина, прохаживавший перед автомобилем, распахнул перед ними дверь, убедился, что всем все удобно, и лишь затем прошел на свое место.
5
Арехин в каучуковую полую трубку, соединяющую салон с водительской кабиной, назвал первый адрес, и они поехали.
— Хорошая машина. С царских времен, поди, — сказал тезка О.
— Водитель с царских времен. При великих княжнах стоял. А автомобиль — собран в мае по специальному заказу нашего правительства.
— То есть как? Буржуи дают нам автомобили?
— Не дают, а продают. Очень просто. Из России послали телеграмму, так, мол, и так, нужен особенно хороший автомобиль, за ценой не постоим. Те доводят машину до самонаилучшего состояния, грузят на пароход и посылают в Санкт-Петербург. Там его перегружают в товарный вагон и везут в Москву. А в Москве кому доверить такую технику? Лучшему шоферу. А лучший шофер сейчас Арсений Иванович, прошел выучку за границей, еще при царе, человек делу преданный, машину любящий. Вот и работает.
— А вам-то как машину дали?
— Считай, одолжили, на обкатку. Временно. Машине нужно столько-то верст набегать, не очень много, чтобы детали притерлись, дефекты выявились, третье, четвертое. А потом с чистой совестью сказать: все в порядке, дорогие товарищи, машина исправна. Можно, конечно, вместо людей кули с мешками возить, но как-то нехозяйственно будет. Вот мне и разрешают иногда попользоваться.
Ответ тезку Он если и не удовлетворил, то угомонил: он замолчал и только жадно выглядывал из-за шторки, которой было прикрыто окно.
— Шторки трогать не нужно, — предупредил Арехин, но почему открывать нельзя, не сказал. Вот и оставалось глядеть в узенькую щелочку.
Глядеть, впрочем, долго не пришлось, домчались быстро.
Орехин ходил за Арехиным по пятам, слушал, как тот расспрашивал у соседей или родных жертв самые разные тонкости — кем работали при царе и после, где учились, с кем дружили, близко, неблизко и совсем неблизко. Уже ближе к вечеру наведались они и во вчерашнее место, и опять Арехин расспрашивал дотошно все о том же. Сестра убиенной только-только с кладбища воротилась, шесть человек с нею было, на столе — скромная закуска, поминки, все же. Но Арехин, уверяя, что отнимет времени самую малость, отводил каждого в угол и беседовал минут по десять, если не дольше. И так шесть раз. По старинке действовал. Сашка просто маузером по столу бы грохнул, да в глаза посмотрел. Убийца обязательно дрогнет, не выдержит пронзительного взгляда Сашки. Но у Арехина взгляд простой, добродушный, да и маузера никакого…
И только истомив всех (Сашка, который скромно сидел в углу на табуретке, аж взопрел, хотя печь и не топилась), Арехин распрощался, оставив людей поминать покойную, да и себя тоже. По-разному поминать.
— Домой, — сказал он в переговорную трубку.
В салоне «паккарда» он откинулся на шикарные кожаные подушки и всю дорогу молча перелистывал блокнот. Сашка мог поклясться, что делал он это ради важности, потому что глаза тезки Аз оставались неподвижны, смотрел он не в блокнот, а куда-то дальше. Или, наоборот, ближе. В себя смотрел. Думал, наверное. О чем только?
«Паккард» остановился, но Арехин еще минуты две сидел неподвижно, потом очнулся, тряхнул головой.
— Думали, товарищ Арехин? — осторожно спросил Сашка.
— Пытался, — коротко ответил Арехин.
Бравый Арсений Иванович распахнул дверь автомобиля. К удивлению Сашки, они приехали не в МУС, а в совершенно незнакомый двор — тихий, чистый и очень порядочный — в смысле, что все вокруг было в полном порядке, никаких поваленных скамеек, надписей на стенах, подтеков мочи и куч говна. Окна — веселые, с нарядными шторами. Ну, будто в старое время вернулись.
— Не удивляйтесь, Александр. Этот двор — подобие эталонного метра. Хотят экспериментальным путем проверить, когда быт пролетарский догонит и перегонит быт буржуазный. Чтобы было с чем сравнивать, дом содержится, словно бы и не было революции.
И действительно, даже на фартуке дворника, запиравшего за «паккардом» ворота, блестела начищенная бляха.
— И живут здесь по-прежнему буржуи? — спросил ошеломленный Сашка.
— Частично. Специалисты, престарелые, дети — поправил тезка А. — Но и пролетарии, конечно, тоже. Какой же дворник или слесарь буржуй?
— И — не уплотняют?
— Ни-ни. Строжайше запрещено. Захочешь друга подселить, родственника, даже отца с матерью — не сможешь. На ночь остаться, максимум на две — ладно, а потом — ступай восвояси. Иначе через месяц дом пропадет, в теремок превратится, как в сказке…
Они подошли к парадному крыльцу, где швейцар открыл дверь.
Сашка, поглядев, как Арехин и водитель оставляют калоши под лестницей, смутился — у него калош не водилось. А кругом чисто, на лестнице ковер, прутья медные горят, ни соринки.
— Ничего-ничего, — ободрил Арехин. — Погода сухая, да и мы не сколько ходили, сколько ездили.
Вытерев подошвы о специальный щетинистый половичок, Сашка поднялся в третий этаж. Зачем они сюда идут, он не догадывался, но смотрел в оба — знал, что товарищу Оболикшто каждая мелочь пригодится.
Оказалось — пришли они передохнуть и пообедать.
Обед подала прислуга. Сначала Сашка растерялся от лишних вилок да ложек, но потом, глядя на шофера, приноровился. Хотелось спросить, откуда провизия, но постеснялся.
После обеда водитель вернулся к «паккарду» — ему там удобнее, и вообще — глазок-смотрок. А Сашку тезка Аз провел в библиотеку. Книг — пять шкафов, каждый пребольшущий. Не-ет, здесь ни книгами, ни шкафами не топят. Пока.
Да и не протопишь, большая комната, потолки высокие, в лепнине. Арехин усадил Сашку в кресло, сунул в руки журнал «Всемирный следопыт» а сам сел напротив.
— Я немножко отдохну, вы уж извините, Александр. Можете тоже подремать, если хотите,
