Я покачала головой.

— Может, в этот, — я протянула ей маленькую коробочку.

Грэйс взяла её у меня.

— Подарки для гостей?

— Дело не совсем в них. Скорее в свадьбе как таковой.

— Свадьба — это проблема?

Я почувствовала, что краснею.

— Не знаю. Ощущение такое, словно всё выходит из-под контроля. Мы неделями не говорили… Или, вернее, не разговаривали ни о чём, кроме свадьбы. У меня появилось чувство…

Взгляд стал напряжённым.

— Какое?

— Одиночества, — призналась. — Оставленности.

— Но это всё было для тебя. Я хотела сделать это для тебя.

— Знаю. Но выглядело, словно всё делается ради свадьбы, а не ради нас. Мне кажется, мы потратили намного больше времени на обсуждение достоинств холодных и горячих закусок, чем на разговор о том, хотим мы иметь детей или нет.

— Ты хочешь детей? — удивилась Грэйс.

— Не знаю. Возможно. Я никогда всерьёз об этом не задумывалась. Ты не думаешь, что нам стоило бы? В смысле, обсудить этот вопрос.

— Да, блядь. Так это и есть причина отмены?

Я задумалась.

— Нет. Нет, это тут ни при чём. Но давай вернёмся к теме беседы. Ты хочешь провести вечность со мной или с Джессикой?

Грэйс открыла рот. Закрыла.

Вновь открыла и сказала:

— Я не поняла вопроса.

— Я тоже. Но меня волнуют примерно такие вещи.

Лицо Грэйс смягчилось.

— Ундина…

— Поверь, я знаю! Это безумие.

— Это не безумно. Послушай, я не верю в Господа. Но определённо могу сказать лишь одно, если есть жизнь после смерти, то я хочу, чтобы ты была там со мной. И насколько я могу судить, любое посмертие станет адом. Тебе это о чём-либо говорит?

Она говорила абсолютно серьёзно, и эта искренность вопреки моим может-не-слишком-рациональным страхам утихомирила сомнения и тревоги, накопившиеся за последние две недели.

— Говорит. Да, — я скривилась. — Честно говоря, если бы кто-нибудь год назад сказал мне, что я буду паниковать из-за женитьбы, я бы рассмеялась.

Так же уверенно и торжественно Грэйс сказала:

— В этом-то и вся разница. Я уже познала каково это, чувствовать безопасность и уют чувства, что ты проведёшь жизнь с человеком, которого любишь больше всего. И я хочу этого вновь. Я хочу этого с тобой.

Горло сжало, глаза защипало.

— Спасибо. То есть у тебя нет ни одного сомнения?

— Ни одного, — медленно ответила Грэйс.

Я пыталась прочесть выражение её лица.

— Но есть что-то ещё. Я вижу, что есть что-то ещё.

Она нахмурила брови.

— Хорошо. Есть. Я вот думаю, почему твои коробки и мебель всё ещё стоят в прихожей. Мы живём вместе уже месяц, а ты так и не переехала по-настоящему. У меня складывается впечатление, что ты готова в любое мгновение упаковаться и уехать.

— Это… Нет. Конечно же, нет, — сказала я и умолкла.

— Скажи это.

Я не хотела этого говорить. Не хотела чувствовать себя такой. Облекать в слова. Но Грэйс наблюдала за мной, ждала, и из всего этого выйдет толк, только если мы будем честны друг с другом. Я вздохнула.

— Я не ревную и не обижаюсь. Во всяком случае, я так думаю. Но иногда мне кажется, что… Я не уверена…

— Продолжай.

— Я чувствую, что этот дом больше Джесси, чем мой.

Грэйс, похоже, была удивлена.

— Ты в этом не виновата, — торопливо добавила я.

— Я что-то не так сделала?

— Не думаю. Я сама не понимаю, поэтому не могу сказать тебе. Дом идеален. Поэтому я не знаю, что я могу сюда добавить.

— Ты можешь добавлять всё что захочешь. Можешь переделывать тут всё, что захочется. Это твой дом.

— Я предполагала, что ты это скажешь. Но… — она не говорила этого раньше.

До сих пор.

Грэйс с энтузиазмом спросила:

— Хочешь переехать?

Хочу ли я? Я поймала внимательный взгляд Грэйс.

— Это великолепный дом. Ты была в нём счастлива. Мы были тут счастливы. Не думаю, что нам стоит переезжать. Полагаю, мне просто нужно было узнать, услышать…

Теперь, сказав это вслух, я чувствовала себя глупо. Убогой, неуверенной и несерьёзной.

— Я люблю этот дом, — сказала Грэйс. — Но это всего лишь дом. Единственное, без чего я не смогу обойтись — это ты. В общем, если тебе тут плохо и неспокойно, мы переедем. Подумаешь, большое дело. В мире полно домов. А ты всего одна.

Вот теперь я действительно покраснела. Мне было ужасно неловко слушать эти слова. Но и облегчение было просто громадным. Так что, наверное, мне необходимо было услышать именно это. Кое-что должно быть сказано вслух.

Слова любви для одной. И извинения для другой.

— Это очень помогает, — вынуждена была согласиться я. — И я сожалею, что заставила тебя пройти через всё это. Очень сожалею. Выходит, что я просто кошмарная невеста.

Грэйс фыркнула.

— Может, ты и права.

Я потёрла кончик носа.

— Да. В общем, что я хотела сказать: похоже, я позволила своим нервам взять над собой верх. Я хочу стать твоей женой. И надеюсь, что ты всё ещё хочешь, чтобы мы поженились.

Я не помню, кто из нас сделал первый шаг. Руки Грэйс сомкнулись вокруг меня, а мои обняли её. Мы тесно прижались друг к другу, и это было то самое чувство — “долго и счастливо”. Её губы, прижавшиеся ко мне, были тёплыми, сладкими и родными. Словно вкус радости. Я удивлялась, как я вообще могла этого бояться?

Когда мы разорвали поцелуй, чтобы вдохнуть воздуха, я сказала:

— Уже слишком поздно? Мы всё ещё можем попробовать в субботу? Я могу начать всех обзванивать.

— А как тебе такая идея, — сказала Грэйс, — почему бы нам не определиться, что мы обе желаем этой свадьбы. И тогда мы могли бы вместе заняться обзвоном?

— Было бы прекрасно, — согласилась я.

ГЛАВА 8

За многие годы я выучила одну вещь: идеал принимает разные формы и размеры. День, в который я стала женой Грэйс, был солнечным, но холодным. Бойкий ветер ерошил светлые волосы Грэйс и деловито трепал зелёные и синие ленты, привязанные к беседке на заднем дворе дома моих родителей, где мы обменялись клятвами. Я слегка перестаралась с отменой венчания в церкви, но оказалось, что старый приятель Грэйс по колледжу стал епископальным священником. Рурк освятил наш союз прямо там, под яблонями и спутанным серпантином.

— Боже, мы благодарим тебя за то, что подал нам знак своей непоколебимой любви к союзу верности этих двух людей, и мы молимся о том, что в милости своей ты благословишь Грэйс и Ундину,