Егор опять откидывается на спинку дивана и деловито закидывает ногу на ногу. Покачивает носком туфли.

— Инга, вы можете повторить…

— Нет, — я аж крякаю от удивления. — Не при вас…

— Я выйду.

— Она выйдет, — Егор смотрит на меня.

Все. Лидия вылетает из моих союзников в стан врага.

— Я вам дам пять минут, — Лидия встает, сверяется с часами и выходит. — Через пять минут вернусь.

— Это какой-то изврат, Егор, — зло шепчу в его сторону. — При чужом человеке… Я…

— Я не заслужил хотя бы попытки? — смотрит на меня. — Я был тебе плохим мужем?

— А это уже наглая манипуляция, — с осуждением качаю головой. — Так нельзя.

— Да, — он кивает. — И я считаю, что я заслужил того, чтобы ты сейчас прекратила играть в тупую скромницу и сказала мне про трусы. Ты от меня детей родила, Инга! Тебе их не ветром задуло!

Стискиваю зубы, сжимаю кулаки и медленно выдыхаю.

— Ты сейчас как-будто ежа родишь, — зло щурится на меня.

— Да ты прям брызжешь сексом, ага.

— Про трусы скажи, — поскрипывает зубами, — может, и забрызжу.

Закрываю глаза, сглатываю и разжимаю кулаки.

Он, что, думает во мне не осталось женской очаровательности?

Или это я так думаю?

Это я боюсь, что мои томные выдохи и сладкий голосок не тронет его.

Это я боюсь фиаско перед ним. И мне страшно быть глупой и никчемной клушей перед ним.

У меня аж ладони вспотели.

— Ладно, — приглаживаю волосы и серьезно всматриваюсь в глаза Егора. — Я скажу, но это останется здесь. Только вздумай потом… в шуточки все это вывернуть.

— Я и не думал…

— Все, замолчи.

Еще пару секунд, и я, скользнув взглядом по лицу Егора, поддаюсь к нему. Глаза в глаза.

Ноги от ступней до колен уже не чувствую от страха и взволнованности.

— Милый, — тихо шепчу я, опять сглатываю и закусываю губу, не отводя взгляда. Долгая томительная пауза, и продолжаю еще тише, — на мне новые трусики… кружевные…

Ног теперь вообще не чувствую.

И это не возбуждение, а страх того, что сейчас Егор усмехнется, поэтому я отшатываюсь и смотрю перед собой.

— Трусики на тебе не кружевные, да? — тихо и хрипло спрашивает Егор.

— Ты, что, не помнишь, какие на мне трусы? — складываю руки на коленях. — Я же при тебе сегодня одевалась, пока ты носки натягивал. Вот носки я твои помню.

— Не помню, — задумчиво отвечает Егор. — С моими носками проще. Они либо черные, либо белые. Есть еще, конечно, веселенькие, но они у меня домашние.

— Да, веселенькие, — медленно выдыхаю я. — С какими-то мишками, котиками, бананчиками.

— Я вообще сам очень веселенький, — шепотом отзывается Егор.

Я оглядываюсь, а он бровь вскидывает и улыбается:

— Веселенький мишка.

— А я тогда кто?

— Злая лисичка. Лисички очень злыми бывают. Фыр-фыр-фыр.

Как-то мне неспокойно становится под прямым взглядом Егора. К шее подкатывает волна мурашек.

Тихий стук в дверь, и в кабинет возвращается Лидия. Садится в кресло напротив нас, подхватывает блокнот и ручку.

— Ну, — она спокойно смотрит на нас. — Продолжим? — переводит взгляд на меня. — У вас вышло? Или возникли трудности?

Глава 10. Мне очень страшно

— У вашей жены получилось передать те интонации, которые вы от нее ждали?

— Да, — Егор серьезно кивает. — Теперь пытаюсь вспомнить, какое на ней бельишко.

— Можно я еще раз скажу, что все это — какое-то безумие, — возмущенно шепчу я. — Я когда шла сюда, то не думала, что мы будем разговаривать о моих, блин, трусах! О трусах с психологом!

— Если ты так волнуешься, то там точно не кружавчики, — опечаленно вздыхает Егор.

— И как это все нам поможет? — разворачиваюсь к нему.

— Начнем с того, что я сегодня вообще о твоих трусах не думал, — глаза Егора вспыхивают недобрым огнем. — А вот сейчас думаю! Я вообще сейчас хочу встать и провести ревизию твоих трусов! И выкинуть те, которые мне не нравятся!

— Это вообще нормально? — обращаюсь к Лидии. — Про трусы-то говорить с семейным психологом?

— Знаете, у многих мужчин трусики их жен — больная тема, — она вежливо улыбается. — Все эти шутки про парашюты, панталоны…

— Да, соглашусь, — Егор соглашается. — Все не с пустого места.

— Я не хочу говорить о трусах, — скрещиваю руки на груди, — потому что это несерьезно. И не ношу я застиранные парашюты или растянутые лифчики. И придерживаюсь мнения, что все эти кружавчики могут, конечно, у мужчины что-то возбудить, но реальность такова, что и кружавчики могут стать обыденностью, которую муж не сможет вспомнить.

— А кто говорит, что надо делать кружавчики обыденностью? — Лидия приподнимает бровь. — И речь сейчас не идет о том, что надо идти и скупать все кружавчики в мире…

— Нет, не идет, да? — вздыхает Егор.

— Речь все-таки о моменте и о том, что вы почувствовали, когда жена сказала о кружавчиках.

— Любопытство.

— Если вы сейчас еще потребует мне ему трусы свои показать, то я точно уйду.

— Нет, не попрошу, — Лидия качает головой и вновь смотрит на Егора. — Вы часто чувствуете к жене любопытство?

Я отворачиваюсь и закусываю губы.

— Давно не испытывал. Вопрос, что сегодня на ужин не считается, да? — глухо усмехается он.

— Первое домашнее задание, Инга, — Лидия переводит на меня бесстрастный взгляд. — Не показывайте мужу сегодня свои трусики до вечера.

— Поверить не могу, — прикрываю ладонью лицо, — что наша первая встреча с психологом пришла к моим трусам. Я чего-то в этой жизни не понимаю, — убираю ладонь с глаз и цепко всматриваюсь в ее спокойное лицо. — Вы точно психолог?

— Да, — отвечает она. — Со всеми моими корочками об образовании, повышении квалификации, дополнительных прослушанных курсах, практикумах я вас могу ознакомить, — делает паузу, — вы лучше посмотрите на мужа.

Егор развернут ко мне всем торсом. Одна рука на колене, вторая на подушке дивана. И смотрит на меня, не моргая. Зрачки расширены.

— Не слушай ты ее, — сглатывает. — Я же твой муж, Инга. Я имею право знать, что у тебя под юбкой. Кто если не я? Я, может, поэтому и женился на тебе, чтобы всегда знать, что за трусики на тебе. Я с тобой детей родил, дорогая. Какие могут у тебя быть от меня секреты?

— Опять хохмачишь? — зло щурюсь я. — Ради трусов женился на мне?

— Мне так больно, Инга, знать, что мое прекрасное чувство юмора теперь тебе не нравится.

— Да я убить тебя готова, — зло шепчу я. — После того, что ты мне сказал.

— Главное, что ты уже не думаешь