В субботу утром мама провела несколько часов в гостиной за шитьем одеяла для малыша Хайди. По радио играла местная станция. Я проверяла маму примерно каждые пятнадцать минут, а потом возвращалась к папе. Он ремонтировал чемодан в гараже и ждал, пока горизонт станет чистым и он сможет подняться в свою мастерскую.

После обеда мама наконец-то отложила свое шитье и отправилась в «Стоп энд Шоп» купить гарнир для праздничного ужина. Как только она ушла, я побежала сказать об этом папе.

– Поднимайся ко мне на чердак. Мне нужно услышать, что ты думаешь, – сказал он.

Бяка пошел вместе со мной по узкой лестнице на чердак, где у него был кратчайший путь к мышиной норе, которую он нашел в прошлый раз, когда мы вместе поднимались туда.

– Как думаешь, ей понравится? – спросил папа, подняв грязный коврик и бросив его на кучу в углу.

– Клянусь, она расплачется, когда увидит, – сказала я.

Чемодан был красивый. Латунные петли сверкали как золотые рыбы в потоке солнечного света, который сочился с неба. Даже с открытыми окнами здесь было жарко.

Я три раза стукнула пальцем свой правый локоть, а затем левый, чтобы было поровну.

– Что-то не так? – спросил папа, посмотрев на меня.

Я знала, почему он это спрашивал. Я делала так, когда нервничала.

– Все в порядке, – сказала я, хотя это было неправдой.

– Ты же не переживаешь по поводу приезда Хайди? – спросил он, вытирая пот с лица рукавом рубашки.

Мой папа слишком хорошо меня знал. Все, о чем тогда говорила мама, было про приезд Хайди. Она даже продумала все блюда вплоть до десерта. Я знала все истории про Хайди вдоль и поперек, но я не знала ее саму. Я боялась, что я ей не понравлюсь. Или что мои родители поймут, что любят ее больше, чем меня.

– Из-за чего мне переживать? – сказала я, сдерживая желание снова дотронуться до чего-нибудь и вместо этого три раза прикусила щеку. – Она хороший человек, правда?

– Очень хороший, – ответил папа. – Она будет спать в твоей комнате. Ты не против?

– Она храпит?

Папа засмеялся.

– Думаю, скоро мы об этом узнаем, – он открутил крышку с бутылки льняного масла и налил немного на чистую тряпочку.

– Пап, – сказала я, так как больше не могла держать это в себе, – а Хайди знает, что я странная?

Он оторвался от своего занятия и посмотрел на меня. Он был одновременно грустный и жалостливый.

– Жаль, что ты так говоришь, малышка, – сказал он мне. – Ты не странная, ты удивительная, и Хайди очень хочет поскорее увидеть тебя.

– Откуда ты знаешь?

– Она написала это в письме. Спроси у мамы, если не веришь мне.

– А что, если я не понравлюсь ей?

– Как ты можешь не понравиться? – сказал он, завинчивая крышку обратно на бутылку масла и убирая ее в сторону. – А теперь беги и дай мне закончить, пока мама не вернулась домой, хорошо?

Сразу после ужина папа спустил чемодан вниз и показал его маме. Прямо как я и предсказывала, она расплакалась, как только увидела его.

– Боже, Рой! Это самое красивое, что я видела.

– А я говорила тебе, что она тут же расплачется, – сказала я.

– Боюсь, мой подарок померкнет на фоне твоего, – сказала мама, вытирая слезы счастья. – Я приготовила тебе пирог.

– Лимонный? – с надеждой спросил папа.

Мама кивнула, и папа воскликнул от счастья.

– Ты знаешь, как я люблю твой пирог, Руби.

– Еще она сделала настоящие взбитые сливки, – сказала я. – Не покупные.

– Значит, ты хранила не только мой секрет, да, малышка?

– Я придумала поставить вентилятор на окно, чтобы ты не почувствовал запах пирога, – призналась я.

– Подумать только, как я могла не заметить всех твоих приготовлений на чердаке, Рой? – спросила мама.

– Рори стояла в карауле, – гордо сказал папа, положив руку мне на плечо. – Она настоящий Джеймс Бонд.

– Джеймс кто? – спросила я.

– Бонд. Джеймс Бонд. Он известный шпион, – объяснил мне папа.

– Как инспектор Гаджет? – спросила я.

Мама засмеялась.

– Да, только Джеймс Бонд очень красивый.

– Эй, – сказал папа. – А как же я?

– Ты намного красивее Джеймса Бонда, а наша дочь – двойной агент, – сказала мама. – А я ни о чем и не подозревала.

– На самом деле, чемодан еще не до конца закончен, – объяснил папа. – Дерево старое и высохшее. Нужно нанести еще несколько слоев масла. Я займусь этим сразу же после ужина.

Я провела пальцами по гладкой поверхности чемодана.

– Я точно хочу что-то типа такого в свою комнату. Я могла бы (первое) зимой хранить в нем летние вещи и (второе) летом хранить зимние вещи. В таком случае у меня никогда не будут заканчиваться вешалки.

– О нет, зачем тебе, – поддразнила меня моя мама. – Ты можешь манипулировать своим папой сколько угодно, но этот чемодан мой. Даже если мне придется следующие тридцать лет готовить пироги, чтобы расплатиться перед ним.

Папа улыбнулся и притянул ее поближе к себе.

– Поздравляю с годовщиной, Руби, – сказал он и потянулся к ней за поцелуем.

Бяка залаял и закрутил хвостом, он всегда так делает, когда кто-нибудь обнимается или целуется в нашем доме. Я тоже была счастлива.

На ужин был стейк и дважды запеченный картофель. Еще был чесночный хлеб и масло с петрушкой, зеленые бобы и, конечно же, лимонный пирог на десерт. На столе даже стояли свечи и свежие цветы.

После того как все блюда закончились, папа открыл бутылку шампанского, а для меня – искристый сидр. Мы чокнулись бокалами и сказали тост за всех, кого знали, включая почтальона, хотя он не очень-то любил Бяку.

– А как же Хайдин малыш? – сказала я. – Разве мы не должны выпить и за нее?

– Естественно, – ответил папа. – Вы знаете, как они собираются ее назвать?

Это была идея Хайди – назвать меня Авророй. Потому что однажды Бернадетт сказала ей, как важно выбрать подающее надежды имя.

– Про имя я еще ничего не слышала, – сказала мама. – Но мне кажется, что она назовет свою дочь София, в честь ее мамы.

– Может, ей тоже будет везти, как везло Хайди, – сказала я.

– Да, это было бы здорово, – согласилась мама.

Папа поднял бокал.

– За малышку Софию, – сказал он.

– И за удачу, – добавила моя мама.

– И за Бяку! – сказала я. – Потому что похоже звучит!

Мы чокнулись бокалами. Спустя еще несколько тостов мои родители немного опьянели, а мне захотелось спать.