– Можно мне попробовать? – спросила я и потянулась к зажигалке.

Моя мама увидела нас через кухонное окно и пулей примчалась.

– Ты совсем рехнулся? – закричала она на дядю Джеймса.

– Руби, я просто показывал ей, как она работает, – объяснил он. – Ей было интересно.

– Если ты не знаешь, любопытной Варваре на базаре нос оторвали, – грозно сказала мама, выхватила у него зажигалку и вернулась обратно в дом.

– Ого, – сказал дядя Джеймс, покачав головой. – Раньше твоя мама была очень спокойная. С каких пор она стала такой паникершей?

– С давних, – сказала я.

Когда ночью папа зашел ко мне в комнату пожелать добрых снов, я спросила, почему мама так сильно переживает.

– Это один из ее способов выражения любви, – сказал он.

– Как когда Бяка лижет мне лицо? – спросила я.

Он улыбнулся и поцеловал меня в лоб.

– Да, – сказал он. – Только без слюней.

Мне было интересно, работала ли зажигалка, что я нашла в почтовом ящике, так же, как зажигалка дяди Джеймса. Я приподняла крышку кончиками пальцев. Внутри было такое же колесико, но когда я нажала на него большим пальцем, оно не пошевелилось. Я попробовала еще несколько раз, но оно было крепко зажато. Мне было наплевать, если она была сломана – она все равно крутая. Я хотела оставить ее себе, но знала, что родители ни за что на свете не разрешили бы мне ее оставить. Особенно мама. Она даже не разрешала мне готовить попкорн в микроволновке, я же могу обжечь пальцы, открывая пакет.

Я перевернула зажигалку. Она превосходно ложилась в руку, и я не могу понятно объяснить, но в слове Зиппо было что-то манящее. Может, не говорить родителям про зажигалку? В конце концов, она нерабочая, и я не могу вернуть ее владельцу. Наверно, это был какой-то приезжий из города или кто-то просто швырнул ее из окна, потому что она больше не работала. Почему я не могу ее оставить себе, если мне хочется? Какой от нее вред?

– Что упало, то пропало, – шептала я, пряча зажигалку в ладони. Снова появилось ощущение, что внутри у меня стайка светлячков. Но на этот раз у меня был самый настоящий секрет. Только мой секрет.

Я прыгнула с дорожки на крыльцо, соскочила назад по ступенькам просто на всякий случай, три раза постучала по перилам и вошла в дом.

– Ну что, сегодня есть что-нибудь? – спросила мама и я вручила ей письмо.

– Чтоб мне провалиться, ваша светлость, посмотрите сами, – ответила я с английским акцентом.

– Ура! – радостно закричала она, держа в руке бледно-желтый конверт. – Это письмо от Хайди!

Прошло почти тринадцать лет с тех пор, как Хайди самостоятельно переехала из Рено, Невада, в Либерти, Нью Йорк, на крыльях таинственного слова, которое разрешается говорить только взрослым. С того момента, как Хайди решила вернуться домой, она поддерживала связь с моей мамой. Они слали друг другу открытки на большие праздники или фотографии из интересных мест. На оборотной стороне карточек они неизменно писали одно и то же слово: Юфь.

– Что это означает? – однажды спросила я у мамы, когда я была еще совсем маленькой.

Она открыла цветочную открытку, которую она купила на день рождения Хайди, и сняла колпачок с ручки.

– Юфь было особенным словом мамы Хайди, с помощью которого она признавалась в любви, – объяснила она.

– Зачем ей понадобилось особенное слово? – спросила я и потянулась за ручкой, как только мама закончила. Мне нужно было закрасить этот большой красивый кружок в начале слова, напоминающий букву О.

– Потому что мама Хайди была особенной, – сказала она.

– А я особенная?

– Да, – она поцеловала меня в макушку. – Ты тоже особенная, но по-другому.

Когда моя мама работала помощником в «Хиллтоп Хоум», одним из пациентов, за которым она ухаживала, был отец Хайди, Эллиот. Мама Хайди тоже некоторое время жила в «Хиллтоп», но тогда моя мама там еще не работала. Я никогда не их видела вживую, только на фотографиях.

К счастью, мама была так занята новым письмом от Хайди, что не заметила маленький выпирающий комок в заднем кармане моих джинс. Я оставила ее на кухне и пошла в свою комнату. После того как я закрыла дверь, я достала зажигалку из кармана и стала натирать ее кромкой футболки, пока она не засияла, как жемчужина. У меня не было еще одной коробки из-под пластыря, поэтому я положила зажигалку в розовый носок, который потерял пару, и просунула его под матрас для сохранности.

В течение следующих дней я доставала ее всякий удобный раз, практикуясь в открывании крышки, чтобы делать это как дядя Джеймс, одним движением – пшшш! Если мои родители замечали, что я провожу больше времени в своей комнате с закрытой дверью чем обычно, они ничего не говорили. Мой папа был занят работой, а голова мамы была забита другими вещами, такими, как мытье окон и натирание серебра.

Хайди писала, что она скоро приедет, и моя мама хотела, чтобы все было идеально.

– Не забудь мне напомнить, чтобы я достала мармеладки с чердака до того, как Хайди приедет, – сказала она мне. – Она снова захочет увидеть их, я уверена.

История с мармеладками была еще одной из историй, которые я слышала миллион раз. Хайди выиграла бесплатную поездку на такси, угадав точное количество мармеладок в банке, когда впервые приехала в Либерти. Изначально там было 1 527 штук, но несколько она съела, так что осталось только 1 521. Я знаю это, потому что однажды, когда мне было скучно, я высыпала их на стол и пересчитала. Там было 422 красных, 392 оранжевых, 275 зеленых, 220 желтых, 114 черных и 98 розовых.

Пока мама была занята вытиранием пыли, мытьем полов и чисткой всего, что попадалось ей под руку, я тоже была занята. Я капала масло на маленькое колесико зажигалки, пытаясь сдвинуть его с мертвой точки, но оно и не думало двигаться. Я даже пробовала кокосовое масло, но все, чего я добилась – зажигалка стала пахнуть как печенье. Спустя некоторое время мое рвение починить зажигалку угасало, и особое сияющее чувство потеряло свою искорку, как стоящий на столе стакан лимонада, из которого вышли все газы. Ко времени начала нового учебного года я и вовсе забыла о ней.