Шрифт:
Закладка:
Именно тогда приехал из Москвы М.Грушевский, и когда я увиделся с ним, он уже был проинформирован об учреждении Центральной Рады и видимо был очень доволен, что его заочно выбрали председателем, поэтому я и не поднимал вопрос об этом, но сказал ему о мысли организовать издание газеты под эгидой Общ-ва содействия. Он ничего принципиально не имел против, и мы решили просить В.Леонтовича, как председателя Общ-ва, поскорее созвать собрание.
Уходя, М.Грушевский спросил меня, как я думаю — безопасно ли теперь делать купчую (контракт) на землю, которую он сторговал, чтобы иметь независимый ценз по уезду в Государственную Думу, что-то около 100 десятин. На это я ему ответил:
— Я думаю, не стоит покупать землю, потому что Учредительное собрание, в котором будут преобладать крестьяне, видимо, реквизирует помещичьи земли по цене дешевле, чем вы за нее заплатите.
Так он земли и не купил.
Перед заседанием Общ-ва содействия украинской литературе, науке и искусству зашел ко мне харьковский адвокат Н.Михновский{46}, который тогда служил в Киеве товарищем[41] военного прокурора, и услышав, что у меня нет денег на издание газеты, предложил организовать издание на паях (долях), рублей по 10 тысяч за пай, тогда он со своими единомышленниками возьмут пять паев.
— Но вы же, — говорю, — самостийник, а мы считаем, что еще не время поднимать этот вопрос в газете, потому что это переполошит московское и наше обрусевшее общество, и оно нас раздавит, потому что с ним борьба тяжелее, чем с царским правительством.
На это он ответил, что сам хорошо понимает, что еще не время говорить о независимости Украинской державы, потому что массы народные еще несознательные, но надо их просвещать, а потому ему и важна газета, без которой теперь нельзя обойтись.
На собрании Общ-ва содействия было единогласно решено взяться за издание газеты, но наличных денег у Общ-ва не было, поэтому было решено заложить в банке те 300 тысяч процентных бумаг, которые ему передала жена В.Симиренко после его смерти{47}, и купить типографию, а если не хватит денег, то привлечь к изданию еще пайщиков. Я рассказал о предложении Михновского, но большинством голосов против моего и Ефремова предложение Михновского было отвергнуто и было решено определить паи в 5 тысяч руб., тогда один пай возьмет ТУПовская организация, один пай возьмет издательство «Час»{48}, как сказал М.Синицкий; я тоже сказал, что возьму один пай, после сбора урожая. Больше никто из присутствующих не отозвался, а когда глаза всех обратились к Леонтовичу и к Грушевскому, то Леонтович откровенно высказался, что не решается теперь ослаблять себя материально, потому что уверен, что Учредительное собрание отберет у помещиков землю. А Грушевский сказал, что у него нет денег; у меня не хватило смелости сказать ему, что он ведь раздумал покупать имение, значит, деньги остались свободны.
Когда встал вопрос о названии газеты, все высказались за то, чтобы она имела связь с «Радой» и остановились на названии «Нова Рада»{49}, но Грушевскому, видимо, очень этого не хотелось, и он стал доказывать, что «Рада» не пользовалась никакой популярностью. На это я громко прочитал открытку, которую получил накануне от сына{50} из Петрограда, в которой он писал: «Только что вернулся с митинга, на котором было около 1500 гвардейцев-украинцев; впечатление колоссальное, теперь только я убедился в том, какое огромное значение имела «Рада», надо сейчас, как можно скорее, возобновить ее». А он же, говорю, всегда иронически относился к «буржуазной» «Раде».
После этого М.Грушевский умолк.
А.Никовский согласился взять на себя редактирование и труд по организации издания газеты. Это сняло камень, лежавший на моей душе, и теперь я со спокойной совестью мог выехать на Херсонщину в свое имение Перешоры, куда ежедневно письмами и телеграммами вызывал меня управляющий. Он непременно должен был уехать домой на Екатеринославщину, а тут земство требовало сдачи хлеба, а агент Министерства земледелия вызвал меня по вопросу найма земли для выпаса скота для армии. Я все откладывал свой отъезд из Киева, пока не обустроится газета, так как все считали, что это должен сделать бывший издатель, и я сам видел, что без газеты совершенно нельзя обойтись.
Накануне отъезда пошел я на губернский кооперативный съезд{51}, который проходил в Педагогическом музее. Все места огромной аудитории, снизу до потолка, были заняты народом; в партере сидели кооператоры, а весь амфитеатр был набит интеллигентной киевской публикой. Выступавшие говорили не на кооперативные темы, а о том, что наступил день воскресения Украины, что надо везде на все правительственные должности выбирать только украинцев, что надо заводить украинский язык в школах, основывать свои гимназии и т.д. Михновский в горячей речи призвал к организации украинской армии и предлагал сейчас же учредить охочекомонный полк{52} и прочитал список старшин, изъявивших желание вступить в ряды этого полка; это вызвало гром аплодисментов, хотя наши соц. –демократы{53}, придерживаясь своей программы, тогда, в начале революции, решительно выступали против организации украинской армии. А когда размещенный среди публики студенческий хор спел «Ще не вмерла Украина», то всех охватил невиданный мной в жизни энтузиазм: все целовались, некоторые плакали от радости. Я так разволновался, что не мог сдержать громкого рыдания и благословлял судьбу, что мне довелось дожить до такого счастливого дня; я радовался в душе, что с молодых своих лет избрал верное направление и шел, хорошо или плохо, но верной дорогой и перед смертью не скажу, как говорил покойный Лесевич{54}, русский философ, родом украинец:
— Как тяжело умирать, когда только перед смертью увидел, что всю свою жизнь шел не по
