— Это не месть, Кано, — тихо произнёс химрингский лорд.

— Неужели?

— Ты понимаешь, что произойдёт, если Нолофиньо укрепит авторитет? — Маэдрос обернулся, взгляд был совершенно отсутствующий. — Когда… — Феаноринг запнулся, снова облокотился на подоконник. — Я думал, всё бессмысленно. Я проклинал Арду, Эру, судьбу и всё, известное мне, понимая, что выжил под пытками, чтобы пасть от руки полудяди. Я ничего не отдал Морготу, а Нолофиньо забрал у меня всё, понимаешь? Я был уверен, что вы, Нолдор Первого Дома, снова поступите так же, как когда я оказался на скале, и понимал — на этот раз сопротивляться не получится. Но вы, пусть и не сразу, вспомнили, кем родились.

Химрингский лорд замолчал, король-менестрель опустил глаза, жалея, что начал разговор — от стыда и страшных воспоминаний хотелось броситься на меч.

— Я думал, мне придётся защищать от полудяди остатки моего народа, который я всем сердцем ненавижу, — старший Феаноринг хмыкнул, — однако вы сами смогли о себе позаботиться. И теперь, когда Нолофиньо вкусил все прелести формальной власти, нося чужую корону и титул, за которым ничего не стоит, нельзя давать ему в руки настоящий авторитет. Ты понимаешь, что, обозлившись, он уничтожит всех нас, если станет силён?

— Я понимаю, почему ты так думаешь, — тяжело вздохнул Макалаурэ, хотя очень старался этого не сделать. — Не хочу спорить.

— Боишься?

— Да, — менестрель поднял глаза на брата. Сильного, здорового, с ровной спиной, без бинтов и корсетов. Весь этот кошмар давно в прошлом, но забыть невозможно.

— Это хорошо, — то ли пошутил, то ли нет Маэдрос. — И запомни — я прав, потому что единственный из всех действую. Остальные либо смотрят в рот, либо прячутся. Вот скажи: как ты думаешь, где сейчас Финдарато? Мы расстались с ним почти год назад! С тех пор он не появлялся ни в своих владениях, ни в чужих.

— Ты прав, — как бы в шутку развёл руками менестрель. — Окончательно и бесповоротно. И абсолютно во всём.

***

«Незаслуженно оскорбили? Отомсти! Не хочешь мстить обидчику? Бери меч и вымещай злость на врагах! Нет врагов? Устроим турнир!» — У дяди Айканаро на всё был один ответ — заточенный клинок.

«Нельзя так просто отступать, сын! За то, что тебе дорого, нужно бороться до победного конца! Ты должен выиграть или пасть, но отступать нельзя! Любовь не пройдёт с годами, она будет напоминать о себе, медленно убивая тебя. Борись, сын, если действительно любишь. Пройди это испытание с честью!»

— Тебе легко говорить, папа! Мама никогда не предавала тебя!

За окном дни сменялись ночами, а юному лорду казалось, что наступило какое-то бессмысленное безвременье, наполненное ноющей болью в груди.

— Всё это к лучшему, мой мальчик.

— Мама?

Эльдалотэ, как всегда, вошла, не спрашивая и не предупреждая. Когда-то давно леди объяснила свою привычку тем, что ей необходимо убеждаться в благополучии близких, порой слишком часто и неожиданно. Даже если объективно ничто не могло случиться, эльфийка слишком хорошо помнила безмолвные замёрзшие жилища, поэтому порой позволяла себе бестактность — когда-то это спасало жизни. Может быть, сейчас тоже?

В руках леди снова было много принадлежностей для письма, однако Арагарон видел только вино, налитое в бокал и пролитое на стол.

— Вы с Вирессэ не пара, — подсела к сыну мать.

— Лучше ничего не говори, — огрызнулся юный лорд. — Надоели советчики!

— Вспомни, как вы познакомились, — словно не услышала леди. — Вы вместе сажали лес на месте вырубки. Вас объединила работа, которой с раннего детства занималась Вирессэ. А ты? Чем ты занимался с детства? Нравилось ли тебе сажать лес? Не думаю, что молодые сосенки настолько увлекли бы тебя, чтобы посвятить жизнь лесничеству. Но именно это нужно было сделать ради жизни с Вирессэ в любви и согласии.

— Но я сделал её леди! Она стала жить во дворце! Ей показалось мало, и она решила стать принцессой?! — Арагарон не заметил, что мать отвечала сама на заданные собой же вопросы.

— И чем же дворец лучше леса? — Эльдалотэ придвинулась вплотную, как в далёком детстве, когда учила сына красивому письму. — Зачем преуменьшаешь роль тех, кто заботится о деревьях? У каждого свой путь, и ты, любящий дворцы лорд, должен искать жену среди тех, кто думает так же, как и ты сам.

— Мне не нужна другая жена! — эльф выпил вина, схватился за голову. — Я верну Вирессэ! Я отомщу этому Нолдо за похищенное у меня сокровище!

Эльдалотэ удивлённо подняла брови.

— Помнишь, — голос леди дрогнул, — я читала тебе о том, как Тэлери мстили Нолдор за разрушенный город, похищенные корабли и гибель принца Айриольвэ? Помнишь, что я говорила об этом?

— Да, да, что никто от этого не стал счастливее.

— Именно, — леди расправила на столе лист бумаги. — Вспомни, зачем мы приехали на Тол-Сирион.

— Да я понятия не имею, зачем! — вспылил Арагарон, ударив кулаком по столешнице. — Всё происходящее — бессмысленный фарс!

— Вовсе нет, — Эльдалотэ погладила сына по голове. — Мы хотели дать понять верховному нолдорану, что торговый союз Таргелиона ради него перезаключать никто не станет, а теперь у нас есть формальный повод вообще разорвать любые отношения с Хитлумом. Наша военная помощь Химрингу и осадному лагерю — это вклад в общее дело, важность которого не позволяет ставить личные дела выше него.

— Как же вы мне надоели! — выдохнул сын Ангарато, снова берясь за бутылку, но мать перехватила его руку.

— Ты отомстишь, — сказала леди. — Мы отомстим. Для этого я здесь. И для этого у нас есть перья, чернила и шёлковая бумага.

***

— Я не утверждаю, что это правда, — Нолофинвэ, одной рукой держа письмо, а другой поглаживая драгоценный подлокотник трона, посмотрел на Аралкариона и Раниона, сидевших за столом рядом со своим королём.

В маленьком зале для переговоров в узком кругу царила напряжённая тишина, Аклариквет мог бы разрядить обстановку музыкой, однако верховный нолдоран дал понять, что сейчас не время для игры.

Седьмая Песня Истины?

Король собрал ближайших советников, получив ответ из Химринга, и только теперь решил обсудить произошедшее на Тол-Сирионе и письмо от дортонионской леди. До этого момента владыка Нолдор делал вид, будто особо ценный гость Хитлума не сделал ничего необычного.

— Карнифинвэ изначально был настроен враждебно, — Аралкарион скосил взгляд на Раниона. Оба эльфа, конечно, молчали о личной обиде, однако и без слов было ясно — за дочерей каждый из них готов мстить при