— Ну говори! — восклицает Питер. — В чем дело?

— Ох… — Терренс снова резко выдыхает, на пару секунд закрыв лицо руками. — В общем мое состояние было намного хуже, чем всем казалось. Я старался не показывать этого, но когда мы только создали группу, то мне было очень плохо. Поскольку у меня есть актерский опыт, то мне было не так уж сложно притворяться, что все хорошо. Кто-то мог что-то заподозрить, если бы он почитал стихи, которые я тогда писал, но никому не показывал.

Терренс замолкает на пару секунд, понимая, что ему немного тяжело дышать.

— Я вынужден признать, что тогда часто думал о том, чтобы что-то с собой сделать, — на одном дыхании признается Терренс. — Серьезно! Если бы мне не удалось помириться с Ракель, то я бы стал подобием Питера и впал в такую же депрессию, какая была и у него. У меня действительно были мысли о том, чтобы наложить на себя руки… Мне страшно это признавать, но… Поскольку некоторые люди уже знают это, то мне нет смысла молчать.

Даниэль и Питер широко распахивают глаза и переглядываются между собой, будучи потрясенными подобным откровением.

— Что? — произносят Питер и Даниэль.

— МакКлайф, ты что говоришь? — недоумевает Питер.

— Я серьезно, ребята, — с грустью во взгляде слегка дрожащим голосом говорит Терренс. — Мой стресс был намного сильнее, чем всем казалось.

— Черт, чувак, я поверить не могу, что ты это говоришь… — качает головой Даниэль. — Что сам Терренс МакКлайф говорит подобное!

— Черт, я думал, что ты самый сильный из нас, — добавляет Питер. — Что для тебя нет трудностей… Что у тебя нет слабых мест…

— У всех есть свои слабые места, — спокойно отвечает Терренс, опустив взгляд на свои руки. — Я готов выдержать многое, но если с Ракель что-то случится, и я ее потеряю, то можете даже не пытаться спасти меня. Знаю, я сейчас звучу как сентиментальная девчонка, но это правда.

— Мне очень жаль, Терренс… — Питер кладет руку на плечо Терренса, с сочувствием смотря на него. — Конечно, я подозревал, что тебе очень плохо, но не думал, что ты всерьез задумывался об этом.

— Я тоже сочувствую тебе, парень, — с грустью во взгляде говорит Даниэль, похлопав Терренса по предплечью. — Хоть это мне и непривычно слышать это от такого самоуверенного в себе человека, я прекрасно тебя понимаю. Ибо и сам бы чувствовал себя точно так же, если бы потерял Анну… Я много раз говорил, как много она для меня значит.

— Все в порядке, парни, — спокойно говорит Терренс. — Мы с Ракель помирились, а я все еще живой. Даже после того, как меня чуть не прикончили в доме моего больного дядюшки.

Глава 137

— Ох, чувак, можно я буду называть Ракель твоим ангелом-хранителем? — интересуется Питер. — Эта девушка — реально твое спасение!

— Она и правда мой ангел-хранитель, — слегка улыбается Терренс. — Всегда им была.

— Вот тебе и «причина, которая заставляет меня чувствовать себя живым».

— Ты прав, она — действительно та, ради которой мне хочется жить. И кстати, она обо всем знает. Мы, так сказать, недавно обменялись секретами.

— Правда? А она что от тебя скрывала?

— Чувство вины передо мной и Наталией. Считает, что по ее вине начался ее конфликт со мной. Мол, если бы она не поругалась со своей подругой, то с ней не случилось бы того насилия, которое перевернуло ее жизнь с ног на голову.

— Неужели ее и правда подвергали насилию?

— О, еще какому! — восклицает Даниэль. — Какой-то больной гад так напугал бедную девушку, что та молчала несколько месяцев и рассказала обо всем лишь тогда, когда у нее сдали нервы. Когда ее молчание привело к ужасным последствиям.

— Бедняжка… — Питер качает головой. — Вот черт! Мне так жалко ее… Наталия — такая хорошая девчонка, но ей приходиться столько страдать…

— Ох, ты бы видел, как она себя изводила, — с грустью во взгляде говорит Терренс. — Довела себя до того, что мы с трудом ее узнавали. Но к счастью, сейчас она уже пришла в себя, хотя ей вряд ли удастся забыть тот ужасный случай. А ведь ей предстоит еще раз увидеть того типа в суде, когда она будет давать показания против него.

— Надеюсь, она выдержит все это.

— Я беспокоюсь за нее, но хочу верить, что все обойдется. Хотя с таким типом и рядом стоять страшно. Я видел фотографию этой обезьяны и почувствовал, как по коже пробежали мурашки. Мерзкий, противный, уродливый, бешеный, грязный, облезлый… Да еще и шрам на пол хари.

— Да, видел я фотку этой образины по телику, — говорит Даниэль. — Понятия не имею, как такой бомжара с дикими глазами вообще мог спокойно разгуливать на свободе. Точнее, мог разгуливать.

— Реально такой уродливый? — округляет глаза Питер.

— О, не то слово! Мы с Анной как увидели этого отморозка, так были просто в ужасе от того, что бедной Наталии пришлось находиться рядом с ним.

— Мы с Ракель — тоже, — добавляет Терренс. — Уверен, что он жутко воняет, не чистит зубы и не моет башку.

— Бр-р-р, ну точно бомжара! — сильно морщится Питер.

— Кстати, а вы не находите, что произошло слишком много происшествий, которые связывает одно — шрамы? — задумчиво интересуется Даниэль.

— Да, я тоже это заметил, — соглашается Терренс. — Я даже сказал, что мы наконец-то узнали все секреты, скрытые в шрамах.

— Лишь твой дядька — исключение, — отмечает Питер.

— Вовсе нет. Чуть больше месяца назад этот тип предпринял попытку убить Эдварда, у которого остались шрамы на пояснице. Он говорит, что они вряд ли полностью затянутся, ибо какой-то врач сделал что-то не так.

— Подожди-подожди! — тараторит Питер. — Эдварда пытались убить?

— Да. Это, кстати, и объясняется тем, что он пропал на целый месяц.

— Когда мы все начали говорить об этом?

— Так точно! — восклицает Даниэль. — Либо раньше окончания тура, либо спустя какое-то время после.

— И я так понял, Эдвард уже объявился?

— Да, в день конфликта в студии, — кивает Терренс. — Правда, мы уже позже узнали, что с ним произошло. И он врал, что якобы ездил в другой город ради работы. Никто ничего не знал о нем, потому что Эдвард пролежал в больнице под чужим именем где-то две-три недели. Пользовался тем, что дядя считает его мертвым.

— Надеялся избавиться от своего дяди?

— Попал в точку! — щелкает пальцами Терренс. — Этот человек так достал Эдварда, что ему хотелось от него избавиться на какое-то время. А дядюшка доставал его постоянно. Так промывал мозги, что мой братец буквально выть начал. Хотя