Шрифт:
Закладка:
Утром в пятницу, 2 июня, я пересек 85-ю параллель и вошел в зону комфорта. По дороге к полюсу 85-я параллель была точкой невозврата, а на обратном пути она обозначала границу зоны, куда мог добраться спасательный отряд со Шпицбергена. Даже если бы мне пришлось сесть прямо сейчас, миссия осталась бы успешной.
– Молодец, старик. Как самочувствие? – спросил Клайв.
– Неплохо, юноша. Я поспал, и отдых пошел мне на пользу. Погода хорошая, шар в порядке, но я до сих пор не проголодался.
– Пей воду, ешь конфеты и печенье. Не забывай, ты должен питаться макаронами и выпивать по три литра воды в день. Тебе еще многое предстоит.
– В таком случае, пожалуй, сяду прямо сейчас, – ответил я. – Мне надоело томиться в этой тесной корзине. Я сяду, а дальше сами меня забирайте.
Клайв, как всегда, был полон энтузиазма.
– Если бы я знал, что ты станешь капризничать, то давно бы тебя разбудил. Лучше бы мы не давали тебе спать, а то теперь, когда ты начал думать сам, слишком возросла вероятность, что что-нибудь пойдет не так.
– Батарея спутникового телефона почти села, – сказал я. – Что мне делать?
– Колин Хилл рассказал, как подключить его к свинцово-кислотному аккумулятору. Так он проработает еще некоторое время, – ответил Клайв.
Затем я перечислил свои требования и отдал распоряжения.
– Что-то ты раскомандовался, старик. Не забывай, мы еще можем уронить тебя в дерьмо. Лучше дай нам думать, а сам зай-мись делом.
Я понимал, что Клайв прав, но переживал из-за посадки.
– Можешь связаться с вышкой в Лонгйире? Спроси насчет ветров и ледовой обстановки и выясни, где садиться лучше всего.
– Дэвид, расслабься. Все под контролем. Институт полярных исследований говорит, что предпочтительно сесть в точке с координатами восемьдесят один градус северной широты и двадцать один градус восточной долготы. Если не получится, то в тридцати семи километрах к югу оттуда есть три маленьких острова. Один из них совсем плоский, там высаживался Нельсон – с корабля, конечно, а не с шара. Я связался с вертолетной компанией «Эйрлифт», которая работает в аэропорту Лонгйира, и сообщил им размеры и вес самых крупных предметов, не считая твоей головы. Теперь я просто жду от губернатора разрешения забрать тебя на вертолете. Кроме того, я связался с белыми медведями и сказал, что завтра в восемь утра к ним прилетит корзина для пикника.
– А мне тогда что делать, юноша?
– Просто продолжай в том же духе, отдыхай и готовься к посадке. Время пролетит быстрее, чем кажется.
И снова усталость навалилась на меня, словно накрыв лицо теплой и влажной фланелью. Я принял пару таблеток кофеина. Они не подействовали, поэтому я проглотил еще парочку. К счастью, в следующие несколько часов у меня было очень мало дел. Настроив автопилот, я сел на холодильник и попытался подключить спутниковый телефон к свинцово-кислотному аккумулятору. В конце концов «Иридиум» заработал, но оказалось, что аккумулятор тоже почти разряжен. И все же так я мог хотя бы отвечать, когда поступали запросы на интервью.
– Вы разочарованы тем, что не долетели до полюса? – спросил один журналист.
Я пришел в ступор.
– Что вы имеете в виду?
– Вы ведь остановились в девятнадцати километрах от полюса.
Мне хотелось закричать, но я должен был сохранять спокойствие. Я сказал, что моей целью было выполнить критерий Андре – оказаться там, где полюс был в пределах видимости. Для этого достаточно было войти в полярное кольцо, то есть побывать в 95 км от полюса, но я добился большего.
– Я мог бы подлететь еще ближе, но в таком случае мне нужно было бы подняться на высоту семь тысяч триста метров, а жидкий кислород у меня не работал, – сказал я. – В этом путешествии я не ставил себе цели попасть ровно на полюс, главное было справиться с самыми непредсказуемыми ветрами на земле, и это у меня получилось. Последний градус определяется в воздухоплавательных терминах, но Северный полюс – нет. Я оказался в 19 км от него и вовсе об этом не жалею. Было бы глупо утверждать, что я долечу до самого полюса. Это невозможно. В этих краях никогда не знаешь, где окажешься, даже если летишь на шаре, наполненном горячим воздухом.
На самом деле мне хотелось спросить у него, бывал ли он когда-нибудь на полюсе и летал ли хоть раз на воздушном шаре. В таком случае он понял бы сложность стоявшей передо мной задачи. Если бы я хотел достичь самого полюса, то пошел бы пешком, вместо того чтобы лететь на шаре, самом неуправляемом из транспортных средств. В сравнении с этим даже попытки совершить кругосветное путешествие на воздушном шаре имели гигантские рамки для зачета. Полет нужно было начать и закончить на одной широте, но долететь до самого полюса и обратно было все равно что взлететь у одной палки, добраться до другой, преодолев 1139 км, в затем вернуться к первой.
Я долетел до яблочка мишени, однако не попал в самый его центр. Пролететь 1139 км и оказаться в 19 км от полюса значило выполнить задачу с точностью в пределах 2 %. Спортсмены-воздухоплаватели понимают, как сложно лететь с такой точностью, поскольку на соревнованиях они попадают в метровую мишень с расстояния в несколько километров, но могут выбирать, откуда именно взлетать в пределах этого радиуса. Если бы им сказали, что нужно попасть в цель, взлетев из заранее определенного места и сначала дождавшись, когда ветер подует в нужном направлении, они бы отказались[25].
Я не советую никому лететь со Шпицбергена к Северному полюсу и обратно – и не потому, что я сомневаюсь в силах людей, а потому, что самому мне неимоверно повезло. На всех этапах все сложилось удачно, и крайне маловероятно, чтобы кто-нибудь снова оказался таким же счастливчиком. Восхождение на Эверест, пеший поход к Северному и Южному полюсу, парусная кругосветка и даже полет на Луну не сравнятся в этим по одной простой причине: их можно повторить. Другие могут взлететь из России, добраться на воздушном шаре до полюса и приземлиться на Аляске, но никто больше не взлетит со Шпицбергена, не окажется в 19 км от полюса и не прилетит обратно на Шпицберген. Я сомневался, что такое вообще возможно, –
