Столько лет Виго, как и остальные, считал, что эйфайры причина той трагедии, которая произошла с его матерью. И уехав на север, он посвятил изобретению ауроскопа несколько лет, потому что им двигала именно эта мысль. А вот теперь, за эти недели весь мир перевернулся с ног на голову и на него свалилось столько семейных секретов, что голова шла кругом.

Он подумал об Эмбер, о законе о резервации, о том, что отец и дон Диего инсценировали нападения, чтобы протащить этот закон ради денег, лекарства или чего-то ещё. О докторе Гаспаре и его сыне и обо всём остальном, что происходило вокруг. Эта семья погрязла в грехах по самую макушку.

И вот теперь, после всего, что он узнал, поступок Эмбер, забравшейся в его дом за бриллиантом, уже не выглядел каким — то злодеянием. Кажется, на фоне его семьи это было похоже почти на невинную шалость.

И ему вдруг захотелось поговорить с Эмбер, рассказать ей обо всём. Ведь если то, что написано в бумагах графа Вальярдо — правда, то у ни куда больше общего, чем он думал раньше. Эти бумаги всё расставляли по местами и делали простым, объясним и логичным настолько, что хотелось в это поверить. И это пугало. Виго пока не знал, что делать со всей той информацией, что на него обрушилась. Но было во всём этом и кое — что приятное, сводившее на нет все безумные открытия последних дней.

Если он эйфайр, то значит, всё те чувства, которые у него есть к Эмбер, это не результат её воздействия на него. Это кое — что другое… И не нужно этого бояться, это не зависимость от эфира…

Но нужно сначала во всём убедиться.

Он усмехнулся и снова вернулся к изучению бумаг графа Вальярдо, углубившись в классификацию эйфайров. Да так и заснул с этими бумагами прямо в кресле.

Его разбудили белки — ратуфы, которые забрались в открытое окно, чтобы украсть из вазы фрукты. Вчера он забыл опустить защитную сетку, а вазу с фруктами служанка принесла уже поздно вечером. Виго посмотрел на часы — раннее утро, но смысла ложиться в кровать уже не было.

Он привёл себя в порядок и спустился вниз, решив, что кофе и завтрак ему не повредят. Как ни странно, Морис уже сидел на террасе, где слуги теперь накрывали стол и рядом с ним лежали две бумажных папки. На вопрос Виго, почему он встал чуть свет, Морис ответил, закрывая папку и завязывая тесёмки:

— После вчерашнего землетрясения меня, знаешь ли, всю ночь мучили кошмары. Казалось, если я засну, то на меня упадёт потолок и похоронит заживо. Вот я и встал на рассвете. Но, знаешь, не без пользы — собрал для инспектора воедино все улики на доктора Хуареса и его сына, — Морис похлопал по папке. — Теперь дело за малым. Прижать доктора нет проблем, достаточно сказать, что в его микстурах был яд, и что обвинения в том, что это он травил дона Алехандро, предъявить будет несложно. Думаю, после этого он расколется, как кокос. Я тут всё инспектору расписал, так что хоть одна часть расследования закроется честь по чести, — и он провёл рукой по папке почти с нежностью. — Кстати, мейстер Фернандо сказал, что Альварес прислал записку — заедет к завтраку. А как прошла твоя ночь? Что ещё полезного дал дневник графа?

— Ну… — Виго задумчиво отхлебнул кофе из чашки. — Ничего особенно важного. Граф углубился в классификацию эйфайров и свойства эфира. И поскольку это третья часть его исследования, то нужно прочесть первую и вторую, чтобы картина стала полной. Так что после завтрака поедем к герцогу Дельгадо.

— Я могу присоединиться к вашей компании? — раздался голос Изабель и Виго оглянулся.

— Конечно. Тоже не спится? — спросил он, глядя на осунувшееся лицо сестры.

— Да. Это всё из — за землетрясения, — ответила она уклончиво и попросила Фернандо принести воды.

Управляющий положил газеты на специальный столик, принёс графин с водой и на серебряном подносе записку для Виго от мейстера Вандерхайнера. А Морис сразу же взялся за газету.

— Может для разнообразия тебе прочесть её с конца? — иронично предложил Виго, разворачивая записку. — Может там будут менее неприятные новости, чем те, что публикуют на первых полосах в последнее время.

— Ну, что же… Можно и с конца. Хотя на последних страницах сплошь некрологи, да объявления о свадьбах, — Морис перевернул газету, и добавил, — хотя вот, если интересно, о театральной жизни. Наконец — то назначена дата премьеры «Сына Луны». Несмотря на все препятствия, она состоится пятого числа. Дальше про то, что все билеты раскуплены, и бла — бла — бла, и что, кстати, сеньора Луиза Кармона будет петь уникальную арию «Плач Сирены». Интересно в чём её уникальность?

Виго посмотрел на Изабель и вспомнил вчерашний разговор. «Плач Сирены» — последняя картина его матери. Он вспомнил запись в её дневнике:

«… моя кисть сегодня рисует то, что ждёт нас всех в будущем. Эта картина — предсказание. Это моя последняя картина. И мне не суждено понять, что она предсказывает. Но она сама найдёт того, кто должен её прочесть и понять, что нужно делать…»

Пожалуй, стоит спросить у герцога Дельгадо, что могла означать эта запись. Что она имела в виду? Ведь всё это не случайно и Как- то связано со всеми событиями.

— Уникальность её в том, что сеньора Кармона может петь в диапазоне пяти октав, а эту арию она обещала спеть в шестой октаве, и это не удавалось до неё никому, — ответила Изабель со знанием дела. — Это будет мировой шедевр.

— К сожалению, сеньорита де Агилар, я в этом ничего не понимаю, а вся эта театральная жизнь, особенно после вчерашнего, кажется мне несущественной, — Морис перевернул газету и посмотрел на первую полосу. — А вот это уже совсем другая песня! Святые мощи! Вы только послушайте! «Землетрясение по всему Акадийскому Побережью! Полностью разрушен город Теолькун. На месте ольтекского храма проснулся вулкан!»

Он посмотрел на Виго и стал зачитывать подробности. Новости были краткими, видимо сообщение прислали ночью телеграфом. Из короткой статьи следовало, что волна землетрясения прокатилась по всему побережью с юга на север, и самый сильный удар пришёлся на южный