Отбивая атаку ос, Ева сотворила стаю золотистых щурок, и быстрые птицы, проносясь, хватали их клювами. К щуркам свиток оказался слегка не готов, и пока осы улепётывали от птиц, Ева успела отследить на свитке положение остальных героев. Стожары продолжали скользить по комнатам, зорко присматриваясь ко всем изменениям. Растянув углы век и используя истинное зрение, Филат проверял сканирующие нити, артефакты и боевую магию.

Кукоба и в свитке оставалась в своём репертуаре, подбадривая сына фразочками «Нельзя без «нельзя»?», «Давай без «давай»!», «Можно без «можно»?», «Забудь про «позабудь»!». Фразочки эти всплывали в облаках, как это оформляют в комиксах.

Постепенно стожары продвигались к центру дома. Одна из стен второго этажа стала прозрачной, и появилась та самая шкатулка, которую Ева, находящаяся вне свитка, видела, а Филат и Кукоба пока нет. Столик, на котором шкатулка стояла, был неправильной формы, гнутый, без привычных ножек. Он шёл волной от самой лестницы, где и сливался со стеной, словно врастая в неё.

Чем дольше Ева смотрела на этот стол, тем яснее ей становилось, что дом с острой крышей в общем-то и не дом, а очередное существо из Теневых миров, принявшее форму дома. Каждый охотится как умеет. Это существо явно лакомилось теми, кто в него проник, но почему-то не трогало собственного хозяина. Гм… А, ну да! Видимо, не все зомби имели чем заплатить, и хозяин подкармливал ими свой дом.

Первой мыслью Евы было вернуть Кукобу и Филата, но она тут же поняла, что делать этого не стоит. Пишмагер не закончится, пока шкатулка не окажется у них в руках. Поэтому она лишь заставила Филата и Кукобу быть осторожнее. Возможно, они ещё успеют добраться до шкатулки и не дадут дому сожрать их.

Дом с каждой минутой оживал всё больше. В нём распахивались всё новые окна. Само строение неуловимо меняло форму. Углы его вздрагивали как живые. Одна из водосточных труб превратилась в щупальце и, шаря по траве, старалась обвить Рогнеду.

Ева короткой фразой заставила бронедевицу отбежать, попутно удивившись, что на Рогнеду это уже второе нападение, а вот Настасью, Глызю, Тибальда и Бермяту свиток пока не трогает. С чего бы такая избирательность?

«Стоп! А Рогнедой-то я ходила! И Тоннельсонами тоже! Может, свиток реагирует лишь на активных персонажей?»

Проверяя свою теорию, Ева повторно привела в действие Тита – и высунувшийся из-под земли корень едва не утащил беднягу под землю. Посланный Евой нарисованный Тибальд скромно перерезал корень маникюрными ножничками, укоризненно бросив при этом всплывающую реплику: «Я художник! Я не солдат! Нельзя ли впредь использовать меня по назначению?»

Не слушая Тибальда, Ева лихорадочно отбивала одну атаку за другой. Из-под садовых дорожек, пропарывая их, выныривали чудища с острыми пластинами на спине. Одно из таких чудищ едва не отмахнуло ногу Глызе, которого Ева послала носиться кругами вокруг дома, отвлекая внимание свитка.

Ева спасла Глызю, на время превратив его в тролля, который, высоко подскакивая, уклонялся от зубов чудищ и буквально вбивал их дубиной в землю. Места появления чудищ тролль угадывал заранее. Троллей напрасно считают злыми и тупыми, потому что они косноязычны, любят человеческое мясо, боятся солнца и поросли мхом. Всё это правда – но у кого нет мелких недостатков?

Филат и Кукоба добрались до комнаты со шкатулкой и, не решаясь к ней прикоснуться, прохаживались вокруг, рассматривая пол, стены, столик. Они явно подозревали присутствие охранной магии и не ведали главного – что магии никакой нет, и стола нет, а есть язык, и вообще весь дом – живое существо, которое сожрёт их при первом же прикосновении к столику или шкатулке. Ева понятия не имела, как это им сообщить, чтобы свиток мгновенно не атаковал. Ведь он-то прочитает то, что написано, раньше самих героев.

Задора застряла в зарослях. Ева спасла её Тибальдом, и следующие две атаки были уже на Тибальда. Отражая их, Ева окончательно убедилась, что свиток действует как кошка: реагирует на то, что движется. Пока не трогаешь героя – свиток на него не нападает. К примеру, Настасьей и Бермятой она до сих пор не ходила, и свиток о них не вспоминал. Ева обрадовалась, что сможет сохранить им жизнь, но внезапно увидела, что нарисованные Настасья и Бермята на свитке уже едва заметны. Выцветают на глазах, как старые чернила на солнце. Ещё немного – и они окончательно исчезнут.

Ну всё как в книге! Как только герой перестаёт действовать – он исчезает и из текста, и из памяти, и из бытия. И Ева торопливо начала писать:

«Взявшись за руки, Бермята и Настасья ходили по саду и не замечали ничего вокруг. Любовь хранила их от опасностей. Окружающего мира для них не существовало».

Нарисованный Бермята взял нарисованную Настасью за ручку и, полузакрыв от счастья глаза, стал ходить с ней по саду. Настасье идея Евы понравилась куда как меньше. Кипя от гнева, ибо она и нарисованная сохранила свой нрав, Настасья тащилась рядом с Бермятой и бросала в пространство злобные взгляды.

Деревья трижды пытались атаковать их затаскивающими под землю корнями, но ничего не могли сделать. Фраза «Любовь хранила их от опасностей» блокировала все жалкие потуги свитка причинить вред.

«Уф! – подумала Ева, с облегчением убеждаясь, что чернильные контуры Настасьи и Бермяты проступают всё отчётливее. – Но, между нами, гулять под ручку – жуткое клише! Все эти поцелуйчики под луной – полное сюсю-муму! Если у героини есть друг – то он обязательно жених! Все фильмы и книги состоят из сотен клише, каждое из которых нечто вроде клавиши на рояле. Зритель уже приучен, что надо испытывать, когда нажимаешь на ту или иную клавишу. Но это скучно, скучно! Надо как-то необычно! Например, сделать… э-э… что Бермята стреляет в Настасью розами из пушки!»

Тотчас в саду возникла пушка, но стрелять в Настасью нарисованный Бермята отказался наотрез.

– Соображаешь, что делаешь?! А пороховые газы?! Мы её ухлопаем! – всплыла его недовольная реплика.

Обиженная на Бермяту Ева едва не отбросила перо. Сюжет явно уходил в сторону, превращаясь из боевика в романтическую комедию. Откуда-то толпой вылезли средневековые разбойники с огромными усами, мушкетами и шпагами, но Ева легко отразила их строчащей из пулемага Задорой. Попутно Ева торопливо соображала. Открытие было где-то близко. Оно нашаривалось, но в слова пока не облекалось.

Тем временем и свиток не дремал. Из леса за рекой, громко икая, выбралось жутчайшее существо – рыхлое, липкое,