Прибытие Наполеона III в Геную. Художник Т. Гюден, 1859

На следующий день Наполеон III покинул Геную и отправился в Алессандрию, где также расположился главный штаб французской армии. Здесь верховное командование двух государств должно было определиться с дальнейшими планами войны.

Тем временем Кавур вернулся в Турин. Здесь он оказался единственным руководителем государства высшего звена. «Никогда в жизни премьер-министр не работал так много, — пишет Смит. — Помимо обязанностей министра иностранных дел и министра внутренних дел, он должен был взять на себя управление армией и флотом, чтобы Ламармора мог быть с королем на фронте. Он проводил день и ночь в своем офисе, контролируя все правительственные ведомства, пытаясь организовать революции в других итальянских государствах, отдавая приказы о производстве вооружения и деятельности полиции, составляя военные бюллетени и даже принимая на себя ответственность за финансы, когда министр Ланца отсутствовал. Неизбежно некоторые решения были ошибочными, и ему элементарно не хватало времени, чтобы быть в курсе дипломатических событий. Иностранные послы в Турине не могли найти его, а собственные послы за границей остались без инструкций или информации, как действовать. Даже его коллеги по кабинету остались частично в неведении, как и сам король»[421].

Однако «Кавур был полон решимости не только управлять гражданской администрацией, но и иметь право голоса в реализации военной стратегии, — продолжает британский историк. — Но Виктор Эммануил II, не любивший получать советы даже от собственного генерального штаба, был оскорблен дополнительным вторжением любителя, который находился далеко от реальных боевых действий и так уже имел слишком много обязанностей. Премьер-министр, не колеблясь, раскритиковал тактику, принятую в штабе, и направил королю послание с настоятельным требованием отказаться от любых попыток контратаки, чтобы армия могла отступить для защиты Турина. И Кавур не уступал до той поры, пока французское командование не вмешалось и не разъяснило, что его предложение может обернуться катастрофой»[422].

Несмотря на то что с начала объявления войны прошло более двух недель, австрийцы продолжали медленное продвижение и только 10–11 мая начали переправляться через реку Сезия. К тому времени, когда три австрийских корпуса оказались на правом берегу реки, в Сардинии уже находилась французская армия численностью 110 тысяч человек.

Все это время Кавур беспокоился, что медленное развертывание австрийцев сменится броском на Турин. 6 мая он написал Ламарморе, что гарнизон столицы сделает все возможное для защиты города. При этом глава правительства утверждал, что французы не предпримут активных наступательных операций, пока все их войска не окажутся в пределах королевства. Премьер-министр желал, чтобы сардинцы первыми встретились в бою с врагом, тем самым демонстрируя свою значимость и самостоятельность. С другой стороны, он сетовал, что король с действующей армией по тактическим соображениям не придет на выручку столице, если возникнет в том необходимость. В этом случае, ворчал Кавур, «туринцы никогда не простят его»[423]. Он даже утверждал, что готов перевести правительство в Геную.

Шла третья неделя войны, а австрийцы продолжали тактику мелких полушагов. У них была возможность напрямую атаковать Турин, но Дьюлаи, убедив себя, что его войска при этом подвергнутся фланговым ударам превосходящих сил противника, приостановил движение вперед. А 9 мая он даже отдал приказ начать отход с достигнутых позиций. При этом в Вену отправил телеграмму, в которой выдал свое отступление за искусный маневр.

Первый серьезный бой произошел 20 мая 1859 года у местечка Монтобелла. В тот день части австрийских корпусов Стадиона и Урбана были атакованы франко-сардинскими войсками под общим командованием генерала Эли Форе. Австрийцы имели численное преимущество, но смелые действия сардинской кавалерии, помноженные на стойкость французских гренадер, заставили австрийцев отступить. Они потеряли убитыми и ранеными 1116 человек и 307 попали в плен. Потери союзников составили 723 человека убитыми и ранеными[424].

Первый успех был с восторгом встречен в Турине и по всему королевству. Новость стремительно разлетелась по Апеннинскому полуострову. Явные и тайные сторонники Сардинского королевства в других итальянских государствах приободрились и активизировались.

Тем временем прибытие Наполеона III и его войск в Алессандрию придало уверенности пьемонтским войскам. 21 мая 4-я сардинская дивизия под командованием Чальдини форсировала у Казале реку По и, сломив слабое сопротивление австрийцев, направилась на север, на Верчелли.

На этот успех обратили пристальное внимание в Алессандрии. Наполеон III и Виктор Эммануил II со штабными офицерами выехали на север и сами осмотрели австрийские позиции. После некоторого раздумья было принято решение: последовав примеру дивизии Чальдини, провести обходной маневр на севере. Перебросив по железной дороге корпуса Канробера и Ньеля в Казале, объединенные франко-сардинские войска переправились через По 27–29 мая 1859 года и ускоренным маршем направились к Верчелли.

Тем временем стали приходить новости о наступлении корпуса Гарибальди. Командующий альпийскими егерями придерживался тактики стремительного наступления и старался атаковать там, где противник меньше всего ожидал. 23 мая его волонтеры захватили город Сесто-Календе на южном берегу озера Маджоре. Развивая наступление, Гарибальди захватил Варезе и отбил мощную австрийскую контратаку. Началось наступление на Комо. Это чрезвычайно встревожило Дьюлаи, и он приказал Урбану срочно отправиться на север с 11-тысячной армией.

30–31 мая 1859 года союзники атаковали австрийские войска у Палестро. Австрийцы, потеряв более двух с половиной тысяч солдат[425], были наголову разбиты, и их остатки начали откатываться к реке Тичино. К началу лета 1859 года территория Сардинского королевства полностью была очищена от вражеских войск.

* * *

Вместе с тем первые успехи на фронте не улучшили отношения Кавура с королем и его штабом. «Натянутые отношения с королем-главнокомандующим, — утверждает Смит, — продолжались весь май, а посредники между двумя государственными деятелями должны были смягчать их обмен мнениями. У Кавура были веские основания опасаться, что суверен намеревается злоупотребить своими недавно полученными диктаторскими полномочиями. Поэтому король и премьер-министр решили пойти разными путями при минимальном общении между собой. Кавуру было „позволено“ знать так мало о том, что происходило на фронте, что ему иногда приходилось ждать новостей о боевых действиях, которые приходили из Парижа. Он дошел до того, что сказал, что в обычное время он уже ушел бы в отставку и обязательно это сделает в первый же момент, как только наступит мир. Но Кавур так привык действовать под свою ответственность, что „позволил“ королю почти ничего не знать о том, что происходило в Турине и в других регионах Италии. Эта несогласованность обернулась большим несчастьем»[426].

Действительно, в этот момент, как никогда прежде, взгляды Кавура