— во все центральные итальянские государства (Тоскана, Парма, Модена, Лукка) возвращаются прежние правители, но выводятся все иностранные войска;

— Венеция остается во владении дома Габсбургов (будет управляться австрийским принцем), но станет членом конфедерации итальянских государств.

Эти условия предварительного мирного договора между Францией и Австрией должны были стать основой для проведения переговоров по заключению окончательного мирного договора между Францией, Австрией и Сардинией в Цюрихе.

* * *

8 июля 1859 года Кавур получил конфиденциальную информацию о том, что генерал Флери отправился в Верону на встречу с Францем Иосифом. Это его чрезвычайно встревожило.

— Что вы об этом думаете? — поинтересовался Кавур у своего секретаря Нигра.

— Это означает мир, — ответил Нигра.

— Тогда немедленно отправляемся. Может быть, мы еще успеем! — отрезал глава правительства Пьемонта[438].

Утром 10 июля Кавур и его спутники были в городке Дезенцано, расположенном на южном берегу озера Гарда. Оттуда на крестьянской повозке они отправились в сторону реки Минчио, в городок Монзанбано, где расположился штаб королевской армии. Кавур немедленно поспешил к Виктору Эммануилу II, который жил на окраине Монзанбано на вилле Мелькиорри. Состоялся эмоциональный разговор, в ходе которого король сообщил своему первому министру, что еще 18 июня Наполеон III говорил о возможности мирных переговоров с австрийцами, но при условии сохранения всех интересов Пьемонта. Кавур был взбешен. Его не устраивала только Ломбардия. Он гневно вопрошал: «А как же Венеция? Переговоры с Австрией до ее изгнания с полуострова означают конец Risorgimento. Это крушение всех надежд и бесполезные жертвы тысяч итальянцев, павших на поле битвы. Отказ Пьемонта от руководства в Италии. Позор! Непростительный позор Савойского дома!»[439] Если Франция выйдет из войны, то, по мнению Кавура, надо было сражаться дальше. Король возразил, что война в одиночку против империи может иметь катастрофические последствия.

По словам Мориса Палеолога, дальше последовала финальная сцена:[440]

«Кавур, больше не в силах сдерживаться, выкрикнул: — Тогда, Сир, отрекайтесь!

— Молчите! Помните, что я король!

— Нет! Сейчас я настоящий король!

— Вы король? Вы ничто, просто наглец!

Виктор Эммануил II, дрожа от ярости, резко захлопнул дверь вслед за Кавуром, выскочившим из комнаты».

Немного поостыв, король вызвал генерала Делла Рокка и сказал: «Вы знаете, чего хочет Кавур? Он хочет, чтобы я в одиночку продолжил войну. Я так же зол, как и он, из-за этого мира, но не теряю собственного достоинства, не лишаюсь рассудка»[441].

Однако глава правительства Пьемонта и не думал сдаваться. Он бросился в Валеджио, где остановился Наполеон III, но император не принял его. Ему не хотелось выслушивать гневные тирады сардинца. Француз сейчас был больше озадачен предстоящей личной встречей с австрийским императором.

Кавур добился встречи с принцем Наполеоном. Он ожидал, что зять Виктора Эммануила II разделит его опасения относительно будущего Сардинии и Италии, но, к изумлению пьемонтца, принц неожиданно поддержал позицию своего царствующе-

го родственника. Ранее Плон-Плону говорили, что центральная часть полуострова станет отдельным королевством, в котором ему уготована роль монарха. Однако, пройдя за несколько дней Тоскану, Парму и Модену, принц Наполеон увидел революционную стихию, где ему не было места. В лучшем случае вся Центральная Италия станет владением Пьемонта. В душе француза надежда сменилась разочарованием, горечью и досадой. Вместо того, чтобы посочувствовать Кавуру, принц Наполеон только усилил гнев и душевную боль пьемонтца: «Конечно, мы должны помириться, и сразу. В противном случае нас атакуют на Рейне, и тогда вы не придете нам на помощь»[442].

Кавур вспомнил недавнее торжественное обещание Наполеона III: «Италия станет свободной вплоть до Адриатики. Любой мир, который не освободит Венецию, будет предательством. Если кто-то принимает такие обязательства перед всем миром, то должен их выполнять!»

— Вы действительно думаете, что мы готовы потерять Францию и нашу династию ради вас? — отреагировал раздраженно «Плон-Плон».

— Мы будем вести войну сами. Мы дадим волю революции по всему полуострову и соберем армию добровольцев, — парировал Кавур.

— Ах! Я знаю ваших добровольцев. Я видел их во Флоренции. Мне сказали, что там тридцать тысяч. Вы знаете, сколько на самом деле пришло? Четыре тысячи! И какая коллекция! Просто раса дегенератов, продажных, презренных, непригодных к свободе и недостойных всех жертв, которые были принесены ради них… — не успел закончить принц Наполеон, поскольку, не дослушав, Кавур, задыхаясь от бессильной ярости, бросил в сторону собеседника:

— Знаю, знаю… Когда кто-то хочет утопить собаку, он говорит, что это безумие, — и выскочил из комнаты.

Усталый и раздраженный, Кавур вернулся в Монзанбано. Теперь он действительно ничего уже не мог повернуть вспять.

Поздно вечером 11 июля 1859 года Кавура и Ламармору срочно вызвали к Виктору Эммануилу II, который протянул им для ознакомления текст мирного договора, подписанного императорами Австрии и Франции. Быстро пробежав документ глазами, Кавур все понял:

— Ваше Величество, Вы это не подпишете. Это слишком позорно! Нам передана Ломбардия, но какой ценой — остальная часть полуострова остается под тиранией Габсбургов? Вы не имеете права ставить подпись Пьемонта под таким договором, который не только не освобождает Венецию, но узаконивает и подтверждает гегемонию Австрии в Модене, Болонье, Флоренции, Риме и по всей Италии. Нет-нет, Вы не подпишете! Ваш долг не вызывает сомнений: даже без поддержки Франции Вы должны вести войну. Если нас побьют… Что ж! Вы откажетесь от престола…

— Что сделать?! Я больше не допущу повторения вашей вчерашней наглости.

— В таком случае я прошу Ваше Величество принять мою отставку.

— Я принимаю ее. У вас есть мое разрешение уйти в отставку.

Король, оставшись наедине с Ламарморой, дал волю своим чувствам: «Раз он хочет уйти, то я отпускаю его! По крайней мере, избавлюсь от его высокомерия и тирании… Кроме того, он потерял голову, и ему нужен отдых»[443].

* * *

13 июля 1859 года Кавур вернулся в Турин. Теперь ему предстояло передать дела своему преемнику.

Новости о договоре в Виллафранке угнетающе подействовали на столицу. Что-то похожее было в марте 1849 года после поражения в Новаре. На улицах послышались многочисленные крики о предательстве Наполеона III, а вечером на фасадах зданий, в витринах магазинов, кафе, окнах домов и в общественных местах появились портреты Феличе Орсини. Многочисленные друзья, знакомые и коллеги сочувствовали Кавуру, который не считал нужным скрывать свое отвращение к происходящему.

Через несколько часов в Турин прибыл Наполеон III, который, понимая всю сложность ситуации, старался как можно быстрее покинуть Италию. О возвращении через Геную речи не шло. Теперь он по железной дороге через перевал Мон-Сени отправлялся