людей, была неразрывно связана с закатом индейских племен, зависевших от него во всем своем существовании — как источника пищи, одежды, крова и топлива. Боевая мощь индейцев лишь на несколько лет пережила истребление бизонов. Индейцы, жившие только охотой, нуждались в обширных пространствах, где можно было найти промысловых животных — бизонов, за счет которых они жили, и для прокорма стад бизонов требовались тысячи квадратных миль травяных пастбищ; никаких других промысловых животных в достаточном количестве не было.

Белому человеку бизоны никогда не были нужны; но он занимался ими примерно десять лет, в течение которых миллионы бизоньих шкур поступали на Восток на меховые одеяния и прочные кожаные изделия. И все же, невзирая на размах этой бойни, охотники на бизонов заработали на этом всего лишь около двух с половиной миллионов долларов — жалкое вознаграждение за суровую жизнь, которую они вели, и за уничтожение 20 миллионов бизонов, остававшихся к западу от Миссури. Большинство из них не принесло прибыли никому, кроме беднейших переселенцев, которые собирали прокаленные солнцем бизоньи кости спустя несколько лет и продавали их на удобрение.

В большой мере эта бойня была необузданной и легкомысленной; она привлекала некоторых из самых воинственных из когда-либо живших авантюристов. Но профессиональный охотник на бизонов был умным следопытом и опытным снайпером. Непривычного вида, бородатый и грязный — фактически буквально завшивевший, — его можно было заметить в приграничных городках по тому, как он чесал свою спину одной рукой, а ногу — другой; но это был решительный, хитрый, осторожный, щедрый и добродушный человек, отличавшийся мужеством и открытым сердцем, что вообще было характерно для старого жителя Запада. Он был авантюристом и бродягой, его не гнали с ранчо или ферм, но он жил в грубых условиях на открытом воздухе и предавался таким же грубым удовольствиям — виски и неприличным разговорам — у костра, среди зловония только что убитой плоти и сушащихся шкур. Карьера его была короткой — великое преследование бизонов длилось примерно десять с половиной лет, и люди, чья карьера процветала и за пределами этого срока, вроде Баффало Билла Коуди, были редки. Его активные годы охотника делились между открытым пастбищем и городками, возникшими на волне железнодорожного бума, из которых отсылались бизоньи шкуры.

Его важным помощником и товарищем была его винтовка, и у него часто развивалась такая привязанность к ней, что он давал ей имя, как домашнему животному, — «Старая свинцовая рогатка» или Pizen-thrower. Это должна была быть мощная, дальнобойная винтовка, способная на большую убойную силу и проникновение; обычно это была однозарядная казнозарядная винтовка, которая была точнее, за которой было легче ухаживать и которая меньше была склонна к механическим поломкам, чем магазинная. Хороший стрелок должен уметь производить два выстрела в минуту. Он пользовался патронами; сохраняя гильзы, он мог сэкономить на них и перезарядить пулей и порохом.

Бизон был стадным травоядным животным, передвигавшимся группами от двадцати пяти до трехсот особей. Слабый зрением, он полагался на запах, который помогал ему заметить подкрадывающегося охотника. Обычно охотник старался выследить стадо перед наступлением ночи, потом подкрадывался к нему уже в светлое время суток, пока оно полностью не пробудилось. Идя против ветра, иногда подползая сквозь низкий кустарник, чтобы животные его не увидели и не учуяли, он подходил на расстояние сто—двести ярдов. Если найти небольшой бугор, с которого можно стрелять, это давало преимущество. Когда можно, он устанавливал раздвоенную палку или треногу для винтовки, а затем целился в середину стада. Коровы и быки паслись раздельно, кроме периода спаривания; после этого бизоны оставались на внешних границах стада, в то время как коровы и телята находились в центре. Некоторые охотники старались попасть корове в легкие, чтобы она истекла кровью; запах крови возбуждал других бизонов, и они начинали двигаться по кругу, а поскольку они двигались бесцельно, то являли собой хорошие цели для стрельбы.

Так как умный охотник хотел преследовать одно стадо до тех пор, пока это возможно, он стремился не обращать животных в паническое бегство. Если ему это удавалось, то стадо присоединялось к соседним стадам, создавая грохочущую черную массу, которую невозможно было проследить взглядом очень далеко по просторам прерий. Когда стадо обращалось в паническое бегство, охотник стрелял в него без перерыва, а потом собирал туши убитых животных. Секрет состоял в том, чтобы выбрать вожака стада (это мог быть и бык, и корова), чье падение приведет в замешательство остальную часть стада. Когда какое-нибудь одинокое животное пыталось отделиться от сбитого с толку стада, охотник подстреливал его. Средняя добыча профессионала составляла от ста до двухсот животных в день, хотя кое-кто утверждал, что подстрелил между рассветом и закатом триста особей.

Когда стадо обращалось в паническое бегство, его ничто не могло остановить. Оно могло легко сбросить поезд с рельсов; специалисты, полагавшие, что могут вести свои поезда сквозь стадо, скоро научились останавливать состав, пока стадо не пройдет мимо. Когда охота на бизонов стала манией среди непрофессионалов, пассажиры на железных дорогах Запада стреляли по бизонам из движущихся поездов, демонстрируя низменное отклонение в снайперском искусстве, которое было превзойдено лишь в сафари XX в. в Африке.

После дневной бойни (в среднем убивали от сорока до пятидесяти животных в день) охотничья группа (обычно из четырех человек — охотник, повар и два живодера) стаскивала туши и тут же разделывала их; если оставить тушу на ночь, она раздувается, и на следующее утро с нее будет трудно снять шкуру. Отрезались только изысканные части мяса — язык, печень, горб или филейный кусок, — и все это готовилось на огне костра. Некоторые куски говядины консервировались и отправлялись на Восток, где это считалось деликатесом; и добрая толика мяса продавалась как говядина; но эта часть операции была не столь значительной; подлинная прибыль заключалась в шкурах, которые в первичном состоянии ценились как одеяние и использовались для изготовления меховых пальто, а еще больше можно было произвести из кожи для упряжек и промышленного применения. Вечером охотник плавит свинец над костром, льет из него пули, которые вставит в патроны с порохом.

Шкуры растягивались и складывались на земле для сушки под солнцем, и этот процесс забирал несколько дней. В разгар охотомании на бизонов оставалось гнить так много трупов, что этот запах, вместе с запахом сушащихся шкур, наполнял огромные территории открытых равнин невыносимым зловонием. Затем высушенные шкуры обрабатывались ядом, чтобы отпугнуть диких животных и предупредить гниение, и складывались в кипы для отправки из ближайших пунктов железной дороги. В лучшие годы