Шрифт:
Закладка:
В 1750 году из Италии был доставлен Воронцову портрет Елизаветы Петровны, выполненный по оригиналу петербургского придворного художника, француза Луи Каравакка, мастерами фабрики Алессандро Кокки. 27 октября 1750 года вице-канцлер писал своему итальянскому знакомому, графу Бьеке: “Все любители редкостей и искусства, сколько их здесь есть, как при дворе, так и в городе, спешат увидеть его; он стал даже предметом творчества выдающихся людей, потому что, кроме прекрасных латинских стихов, сочиненных знаменитым ученым, каждый день появляются новые на этот сюжет”.
Можно с большой долей вероятности предположить, что ученый, написавший латинские стихи, – это и есть Ломоносов, а его несохранившееся латинское стихотворение – авторский перевод следующих стихов:
Фортуну вижу я в тебе или ВенеруИ древнего дивлюсь художества примеру.Богиня по всему, котора ты ни будь,Ты руку щедрую потщилась протянуть.Когда Венера ты, то признаю готовуЛюбителю наук и знаний ВоронцовуЗлатое яблоко отдать за доброту,Что присудил тебе Парис за красоту.Когда ж Фортуна ты, то верю несумненно,Что счастие его пребудет непременно,Что так недвижно ты установила круг,Коль истинен патрон и коль он верен друг.Именно в этот момент, скорее всего, у Ломоносова окончательно созрела мысль об организации мозаичного дела в России. Но еще несколькими годами раньше он начал систематически заниматься опытами по производству цветного стекла. Во всяком случае, 8 января 1750 года он демонстрировал результаты этих опытов в академии. Поясняя свои опыты, Ломоносов указывал, что стекла “употребляют в финифти и на финифтяную живопись, на малевание фарфоровой и финифтяной посуды, на мусию и другие украшения, и сверх того можно делать немалые плиты разных цветов, наподобие аспида и мрамора…”. Мозаика (мусия) упоминается, как видим, далеко не в первую очередь. Горячий интерес к ней у Ломоносова вспыхнул лишь несколько месяцев спустя.
Опыты, о которых идет речь, были связаны с созданием оригинальной теории, изложенной в “Слове о происхождении света, новую теорию о цветах представляющем” (1756). Еще прежде, в 1754 году, Ломоносов и Эйлер обсуждали теорию света и цветов в своей переписке.
В XVII–XVIII веках сложилось, как известно, две теории света – корпускулярная и волновая. Основателем первой был Ньютон, второй – Христиан Гюйгенс (1629–1695). В изложении самого Ломоносова спор выглядит так:
“Положив жидкую, тончайшую и неосязаемую материю света, о чем ныне уже никто не сомневается, три возможные движения в оной находим, которые действительно есть, или нет, – после окажется. Первое движение может быть текущее, или проходное, как Гассенд и Невтон думают, которым эфир (материю света с древними и многими новыми так называю) движется от солнца и от других великих и малых светящих тел во все стороны наподобие реки беспрестанно. Второе движение может в эфире быть зыблющееся по Картезиеву и Гугениеву мнению, которым он наподобие весьма мелких и частых волн во все стороны от солнца действует… Третье движение быть может коловратное, когда каждая нечувствительная частица, эфир составляющая, около своего центра или оси обращается”.
Ломоносов и Эйлер были в числе немногих ученых XVIII века, разделявших точку зрения Гюйгенса, а не Ньютона. Другими словами, они считали, что по световому лучу передаются не сами частицы, а их колебательное движение. Позднее наука пришла, как известно, к синтезу корпускулярной и волновой теорий.
Ломоносов, вслед за Декартом, считал, что в мире изначально существует три “элемента”, каждый из которых состоит из корпускул определенного размера и формы. Соответственно, существует три базовых цвета – красный, желтый и голубой. Красное свечение передает колебание самых крупных частиц эфира, желтое – средних, а голубое – мелких. Остальные цвета, в том числе белый, вторичны и получаются в результате смешения.
Но почему имеют окраску предметы? Ломоносов объясняет это так: корпускулы эфира обладают не только колебательным, но и “коловратным” движением. Частицы определенного размера и вида, вращаясь вокруг своей оси, вступают в соприкосновение с соответствующими частицами поверхности тела, сцепляются с ними (благодаря все тем же выступам, впадинам и крючкам) и теряют способность к “коловратному” движению. Если на поверхности тела есть все три вида частиц, все они сцепляются с частицами эфира, и тело видится нам как черное. Если же с частицами тела сцепляется лишь один или два вида частиц, образуются другие цвета. Например: “Самые кислые минеральные жидкие материи зеленого цвету не имеют: ибо свободно в воде движутся и Ефира красного в коловратном движении не воспящают. Но как скоро кислые их частицы от какой-нибудь причины к коловратному движению станут неудобны; тогда воспящая Ефир первого рода, красной цвет угашают, и, оставляя голубой и желтой на свободе, производят цвет зеленой”.
Ломоносовская теория цветов была основана на ошибочных предпосылках и наивных представлениях о структуре вещества, но механизм образования дополнительного цвета (то есть цвета предметов, которые видит наш глаз) описан им, в сущности, верно. Руководствуясь своей теорией, он сумел, впервые в России, опытным путем создать стекло разных цветовых оттенков. Уже 15 августа 1751 года он пишет Шувалову: “Его сиятельство граф Михайло Ларионович Воронцов по своей высокой ко мне милости изволил взять от меня пробы мозаичных составов для показания е. в. …” Месяцем раньше он просит канцелярию пристроить к химической лаборатории дополнительный “покой” для мозаичных работ. Здесь Ломоносов, по словам Штелина, “приступил к изготовлению изумительного запаса цветных стеклянных сплавов всех оттенков, о которых только можно подумать; начал разрезать их на мелкие и мельчайшие кубики, призмочки и цилиндрики и первым удачно сложил из них образ Божьей матери по оригиналу Солимены[109]». Эта мозаика была поднесена императрице в день ее тезоименитства. Затем был выполен портрет Петра Великого по оригиналу придворного художника петровских времен Таннауера. Поскольку сам Ломоносов никогда толком рисованию не учился, канцелярия, по его просьбе, прикомандировала к нему двух учеников Академической рисовальной школы – Матвея Васильева и Ефима Мельникова. Васильев (сын матроса, родился в 1732 году) с годами стал “мастером мозаичного набора”; последняя дошедшая до нас его работа датируется 1769 годом, а умер он в начале 1780-х.
Тем временем Ломоносов, пользуясь успехом своих первых мозаик, уже осенью 1752 года подает “Предложение об учреждении здесь мозаичного дела”.
“Главное к сему делу надобно иметь материю, то есть мозаичные составы, которые через Божию помощь всех цветов с тенью и светом выисканы, для чего учинено мною 2184 опыта в огне и можно оных составов делать здесь желаемое количество из здешних материалов. Доброта изобретенных здесь составов ничем не уступает римским…”
Среди ломоносовских стекол было и “превосходное зеленое, травяного цвета, похожее на настоящий изумруд”, и “бледно-пурпуровое”, и “цвета черной печени”. Все эти оттенки достигались благодаря добавлению в раствор различных химических реактивов, прежде всего окисей металлов, а иногда и чистого золота.
Исходя из своего опыта, Ломоносов подсчитал, что фабрика во главе с “посредственным живописцем, которому способы мною указаны будут”, может делать в год 12 квадратных футов мозаики, “которая представляет образа или портреты. ‹…› Мозаичных ланшафтов, картушей и других украшений, что делать много легче, нежели лица – может делать 5 и 6 квадратных футов в месяц, а мраморного или гладкого поля и по 15 футов на месяц”. Поразителен этот ремесленный взгляд на искусство, которое меряется на квадратные футы.
Фабрику предполагалось укомплектовать вольнонаемными рабочими, числом около 25 человек, с жалованьем от 30 (истопник, чернорабочий) до 250 (составной мастер) рублей в месяц. Всего на ее содержание в год должно было уходить 3170 рублей. Казенная фабрика призвана была создавать мозаичный декор для дворцов и церквей – другими словами, выполнять госзаказ. Однако Ломоносов предусмотрел и коммерческую деятельность: “Если позволено будет делать на продажу мозаичные столы, кабинеты, зеркальные рамы, шкатулки, табакерки и другие домашние уборы и галантереи, то будут сии заводы себя окупать и со временем приносить прибыль…”
Но вскоре намерения Ломоносова меняются. Теперь он решает завести собственную фабрику. Однако начального капитала у него не было, и он по-прежнему
