— Раймунд Тулузский был родственником королей. Педро II Арагонский погиб, отстаивая его интересы. За ним стояла целая коалиция: Транкавели, графство Фуа, графство Комменж, виконтство Беарн, графство Астарак. Все это были блестящие и могущественные синьоры, обладающие куда большей властью и возможностями нежели ваш монастырь. — Папский легат резал своими словами, как по живому. В то время, Настоятель тоже рассчитывал на поддержку и помощь из Тулузы и Лангедока, но судьба распорядилась иначе. Те, кто всегда помогал и поддерживал Бенедиктинский монастырь, сами попали в западню расставленную клевретами Рима. Эконом же будто специально провоцировал конфликт, обостряя и без того шаткое равновесие.

— Симон де Монфор с крестоносцами, одержал славную победу над этими сиятельными сюзеренами, имевшими не меньше власти, чем сам король Франции, — видя, что его слова неприятны, иезуит тем не менее продолжал вещать, не обращая внимания на реакцию своего собеседника, — Он разгромил войска Раймунда VI Тулузского и королевства Арагон. Сам король погиб в битве у Мюре, в Лангедоке.

Внутри у аббата все кипело и хотелось голыми руками открутить голову этому ватиканскому шпиону, будто куренку. Но Франсуа де Готье сдерживался из последних сил, понимая что нельзя давать волю эмоциям.

— Помимо этого, я являюсь профессом Его Святейшества. И такое доверие, само по себе, говорит о моих исключительных полномочиях.

Професс - особо доверенное лицо, направляемое туда, где возникает сложная для Святого Престола ситуация, требующая скорого и радикального решения. И это тоже сыграло немалую роль при решении вашей участи. — Лицо того, кто представился ему Дитмаром Алариком не выражало никаких эмоций. На нем не отражалось ни радости, ни злости, простая констатация факта. — Совместно с баронессой Мюррей и остальными из вашей шайки, вы уже давно списаны Римом. Остальное это лишь вопрос ближайшего времени.

— Зачем ты рассказываешь мне всё это? Ты думаешь я не знаю, на что иду, когда принимаю то или иное решение? — Теперь уже Настоятель был абсолютно невозмутим и спокоен.

Так бывает перед смертельно опасной схваткой или решающем сражением с серьёзным противником. Задолго до поединка переживаешь, думаешь, мечешься. Пытаешься что-то вычислить или просчитать ход событий заранее.

Так оно всё и идёт, но лишь до первого взмаха меча или удара копьем. А потом, мандраж и волнение исчезают и всё делается на автомате. Тело само реагирует на выпады и выкрутасы противника.

Рефлексы, отточенные годами тренировок и практики, работают за место тебя. Они и спасают там, где нет времени думать и решать, как оно будет лучше. Но папский цербер действительно был профессионалом. Не из-за этого ли возникло такое название, как професс?

Професс или всё-таки прохвост? А впрочем, ничего уже не изменишь, поэтому и волноваться не стоит. Время - судья и лекарь! А там увидим, как обстоят дела в этот раз.

— Донесение обо всём происходящем, своему гроссмейстеру, я уже черканул. Не знаю когда, но очень скоро, оно будет в руках у нашего генерала в церкви Иль-Джезу или резиденции самого Понтифика. — Професс торжествующе улыбался прямо ему в лицо.

— Вы малость лукавите, господин Дитмар Аларик, не знаю как вас там далее? Ни на секунду, ни на мгновение, вы не оставались в одиночестве. И когда бы, у вас, появилась такая возможность, отправить депешу в Рим. Да ещё с таким курьером, который нигде не задержится. А поэтому, не лгите мне месье Аларик. Передать письмо в Ватикан, вы никак не могли! — Аббат улабнулся ему в ответ, во все тридцать два зуба. — Я говорю сейчас не про эти подвалы, а про тот трапезный зал, где вы были пойманы леди Агатой. Когда она спеленала вас, будто малое дитя, своим бичом. Поэтому вас и не обыскали, думая что противник вы никакой.

— И магией, как я понимаю, вы не владеете. Поэтому не лгите мне, наши шансы примерно равны. Если вы провалите свою миссию, то по головке вас никто не погладит. В лучшем случае, отправят миссионером куда-нибудь в захолустье. Там будете наставлять каких-нибудь недоносков на путь истинный. И разрази меня гром, если я в чем-нибудь ошибаюсь.

— Все может быть, мессир и вы не так уж далеки от истины! У нас довольно суровые законы, и провал моей миссии, мне никто не простит. Давайте назовём её - «Нить Ариадны», хотя на роль Тесея, мы не подходим. Ни вы, ни я, к большому сожалению. — Папский посланник откровенно шутил и иронизировал и над собою, и над не ожидавшем этого настоятелем. Общие проблемы сближают, кто-бы чего не доказывал, и