Отдавая себе отчет в необходимости последовательно решать проблемы, остававшиеся за чертой Андрусовского перемирия, такие, к примеру, как неопределенное положение Киева и судьба православного христианства к западу от Днепра, Ордин-Нащокин видел такие возможности в тактике политического маневрирования. Эта его позиция не встречала понимания при дворе, лишь вызывала раздражение и недовольство. С одной стороны, он подвергался давлению «сильных людей», убежденных в том, что «уломать» поляков можно, что посулы и деньги способны подвигнуть их на новые уступки. С другой — запуская клеветнические слухи, против него действовали казачьи гетманы и церковники Правобережной Украины, посчитавшие себя отверженными, брошенными Москвой на произвол католической Польши. Неожиданный дипломатический успех в Андрусове породил у царя иллюзию скорого преодоления всех прочих препятствий. Он стал подталкивать Нащокина к односторонним действиям, к диктату по отношению к партнерам по переговорам. Такой подход только отдалял решение первостепенных задач, которому в тот момент не благоприятствовали ни время, ни условия. Здравому смыслу места оставалось все меньше, возможности для рассудительной дипломатии сужались. Терпеть далее закулисную возню и унижения было выше сил, и Ордин-Нащокин ушел в отставку.

В скором времени вектор внешней политики, направляемой отныне Артамоном Матвеевым, окончательно сместился на юго-запад, в направлении Украины, раздираемой противоречиями, усобицами, конфликтами. Подтвердив приверженность Кардисскому миру со Швецией, Русь тем самым отказывалась от своих исторических прав на прибалтийские территории, от решения задачи выхода к Балтике, на кратчайшие торговые пути, ведущие в Европу. Возобладали идеи «православного реванша», не сулившего в ту пору ничего, кроме перманентного противостояния с Речью Посполитой. Вытеснение католичества с территории Древней Руси еще не означало возможностей реального экономического и культурного освоения этих земель. Постоянное вмешательство внешних сил в украинское пространство, «шатость» сменяющих друг друга гетманов не предвещали стабильности. Украинский «узел» поглощал все больше средств и ресурсов, не приближая Русь к достижению главных государственных целей.

Реальности Франции начала XVII века, как и Московии середины того же столетия, говорят о том, насколько схожими были обстоятельства, в которых оказались два переживающих кризис государства: состояние экономического упадка, обострение внутренних противоречий, внешние угрозы. Абсолютная монархия, воплощенная в Людовике XIII «Справедливом» и в Алексее Михайловиче «Тишайшем», нуждалась в укреплении. Личных достоинств того и другого монарха недоставало на то, чтобы управлять обстоятельствами, они не обладали способностями преодолевать возникшие проблемы. Исторический опыт абсолютных монархий Европы доказывает — монархическая власть, воплощенная в личности самодержца, лишь тогда в состоянии находиться на высоте, когда монарх от природы наделен способностями не только царствовать, но и править. Государство будет жизнеспособным, если найдет в себе силы и средства не только противостоять внешним вызовам, но и преодолевать проблемы, коренящиеся внутри сообществ.

И Ришелье, и Ордин-Нащокин были из тех немногих, в ком понимание природы общественных противоречий сочеталось с талантом и волей к их преодолению. Их судьбы подтверждают, насколько велика роль личности, приводящей в действие закономерности общественного развития, насколько их своевременное появление предопределяло неизбежность избавления государств и народов от архаичного наследия Средневековья, в какой мере благодаря им преобразования продвигались в устроение жизни, в систему государственного управления. Появление таких людей, как кардинал Ришелье и ему подобные — особое явление, воплощающее в себе требования времени. К их числу следует отнести и Ордина-Нащокина. Нет необходимости в том, чтобы и дальше искать и находить свидетельства влияния политических установок Ришелье на ведение государственных дел русским дипломатом. Имеется немало оснований утверждать, что осознанная необходимость направляла Ордина-Нащокина, питала его взгляды, укрепляла уверенность в правоте избранного пути.

Судьбы двух выдающихся деятелей обогащают историю Франции и России. Их служение — пример грядущим поколениям политиков, как с достоинством и честью следует выполнять свой гражданский долг. В том же, что касается личной судьбы Ордина-Нащокина, ученый резюмирует: «Если вы вдумаетесь в превратности, в мысли, в чувства, во все перипетии описанной государственной деятельности далеко не рядового ума и характера, в борьбу Ордина-Нащокина с окружающими условиями, то поймете, почему такие счастливые случайности были у нас редки». Если верить Ключевскому, то главным итогом более чем тридцатилетнего правления Алексея Михайловича стало наметившееся в русском обществе «преобразовательное настроение». Однако основной вопрос — «остаться ли верным родной старине или брать уроки у чужих?» — так и остался без ответа, «был по наследству передан его потомкам».

Между тем ответ на него уже тогда был обоснован «ближним боярином» Афанасием Лаврентьевичем Ординым-Нащокиным. Его наследие, отвергнутое верхами, продолжало жить в сознании его единомышленников и новых поколений государственных деятелей. Спустя два десятилетия его дело со всей решительностью продолжил молодой энергичный царь Петр Алексеевич. Недолго примериваясь к тому, как и какими средствами подступиться к решению стоявших перед страной исторических задач, государь поначалу предпринял ряд поспешных и, как оказалось, бесперспективных шагов. Далее он вынужден был обратиться к более реалистическим идеям и планам, какие некогда вынашивал Ордин-Нащокин. Этому способствовало окружение Петра, состоящее из учеников и последователей их выдающегося наставника. Именно они сумели убедить самодержца предпринять нужные шаги в правильном направлении.

«Великая Северная война», неизбежность которой в свое время безуспешно пытался предотвратить Ордин-Нащокин, стала реальностью. На разных ее этапах как Россией, так и Швецией создавались и разрушались коалиции. Их состав определялся в зависимости от преимуществ, какие складывались в пользу то одной, то другой воюющей стороны. Терпели крушение замыслы предводителей войск, обрекались на гибель массы людей. Героизм, смелость, военное искусство утрачивали смысл перед лицом коварства и предательства недавних союзников. Воля и решимость властителей государств в критические периоды выступали едва ли не единственным фактором, заставлявшим любой ценой сражаться до конца, до победы.

Ништадтский трактат 1721 года подтвердил решение основных стратегических задач, какие на протяжении предшествующего столетия стояли перед российской государственностью. Русь, сбросив оковы Средневековья, преодолела территориально-государственную изоляцию, на равных, в статусе империи, вошла в сообщество европейских государств. Выдвижение ее флота на просторы Балтики повлекло за собой глубокие изменения во внешнеторговом балансе, в структуре государственной экономики, в системе управления. Последовали необратимые перемены в мышлении, в обустройстве, стиле жизни россиян. Над всем этим возвысилась масштабная личность императора Петра I, триумф которого был предопределен замыслами предшественников.

Петровская эпоха подвела итог историческому этапу, в основе которого лежали выбор пути, определение базисных ценностей, по которым выстраивался курс Российского государства в грядущее. Тем временем наследие Ордина-Нащокина, выполнив свою историческую роль, уходило в прошлое, уступая место другому, ставящему российскую государственность перед новыми вызовами и угрозами. Однако всё последующее — крутые перевалы, сопровождаемые откатами, падениями, взлетами, — так или иначе высвечивало подлинный смысл исторических завоеваний, значение политического опыта, обретенного