Шрифт:
Закладка:
Ближний боярин Ордин-Нащокин не оставил трудов, где были бы отражены его взгляды. Дошедшие до нас доклады, письма, записи позволяют, однако, составить представление о том, какие принципы, идеи, проекты легли в основу его государственной деятельности. Эту работу проделал видный российский историк конца XIX — начала XX века В. О. Ключевский. Не проводя аналогий, не сопоставляя опыт служения Нащокина с кем-либо из предшествующих европейских государственных деятелей, он в своих трудах выделяет то главное, что составляло кредо выдающегося соотечественника:
«Московский государственный человек XVII века! — едва ли не с восторгом пишет о нем историк. — Государственный человек, ведь это значит развитой политический ум, способный наблюдать, понимать и направлять общественные движения, с самостоятельным взглядом на вопросы времени, с разработанной программой действий, наконец, с известным простором для политической деятельности, — целый ряд условий, присутствие которых мы совсем не привыкли предполагать в старом Московском государстве»[65].
«Нащокин по-своему смотрел на порядок внутреннего управления в Московском государстве: он был недоволен как устройством, так и ходом этого управления: правительственными учреждениями, приказными (чиновными) обычаями, военным устройством, нравами и понятиями общества. Не мог помириться с духом и привычками московской администрации, деятельность которой неумеренно руководилась личными счетами и отношениями, а не интересами дела».
«Исходная точка его преобразовательных планов: не все нужно брать без разбора у чужих. «Какое нам дело до иноземных обычаев, — говаривал он, — их платье не по нас, а наше не по них». Это был один из немногих западников, подумавших о том, что можно и чего не нужно заимствовать, искавших соглашения общеевропейской культуры с национальной самобытностью».
Отгораживание Московии от внешнего мира, по убеждению Нащокина, лишь усиливало экономическое отставание, а торговая экспансия извне сводила к минимуму возможности саморазвития. Введенный им в экономический обиход Новоторговый устав был не чем иным, как воплощением политики меркантилизма, свойственной всем европейским странам в их аграрном и промышленном развитии. Ее основу составляли жесткие правила, связанные с ограничением импорта, протекционизм в продвижении собственных товаров на внешнем и внутреннем рынках. Новоторговый устав проложил дорогу таможенной реформе, предусматривавшей правовое обоснование единых таможенных правил и процедур. Главное, из-под контроля иностранных торговцев выводились основные отрасли товарного производства, а следовательно, и доходы от внешнеэкономической деятельности. Нововведения способствовали обустройству общенационального рынка, а единые таможенные процедуры становились основой в проведении государственной торговой политики.
«Наблюдения за жизнью Западной Европы привели его к сознанию главного недостатка московского государственного управления, единственно направленного на эксплуатацию народного труда, а не на развитие производительных сил страны… Народно-хозяйственные интересы приносились в жертву фискальным целям и ценились правительством лишь как вспомогательные средства казны. Он едва ли не раньше других усвоил мысль, что народное хозяйство само по себе должно составлять один из главнейших предметов государственного управления. Нащокин был одним из первых политэкономов Руси».
«Нащокин в восемь месяцев псковского воеводства успел не только обдумать идею и план сложной реформы, но и обладить суетливые подробности ее исполнения. Здесь при участии воеводы выработаны были статьи об общественном управлении города Пскова в 17 статьях. Важнейшие положения касаются преобразования посадского общественного правления и суда и упорядочения внешней торговли, — одного из самых деятельных нервов экономической жизни Псковского края».
«У Нащокина были свои дипломатические планы, свои образные взгляды на задачи внешней московской политики. Ему пришлось действовать в ту минуту, когда ребром были поставлены самые щекотливые вопросы, питавшие непримиримую вражду Московского государства с Польшей и Швецией, вопросы о Малороссии, о Балтийском береге. Обстоятельства поставили Нащокина в самый водоворот сношений и столкновений, вызванных этими вопросами».
Как подлинный дипломат и глубокий политик, «мастер своеобразных и неожиданных политических построений», Ордин-Нащокин был убежден, что война — последнее, крайнее средство в межгосударственных отношениях. Он твердо верил в миротворческую роль дипломатии, в то, что мудрость, воплощаемая в политической логике, в искусных переговорах, способна предотвращать конфликты, избегать войны. «От многих кровавых распрей посольскими трудами Господь Бог успокоит», — утверждал ближний боярин. Между тем война в то время была едва ли не перманентным явлением, предопределяя образ мысли и действий властителей. В деятельности Ришелье, как и Ордина-Нащокина, война и сопряженные с ней проблемы занимали едва ли не главное место. В международных делах тот и другой предпочитали действовать осмотрительно, достигая согласия с теми из сопредельных государств, с кем у них в данный момент совпадали интересы и потребности. Противостоять всем, находиться в состоянии войны по всем азимутам расточительно и бесперспективно. Установка, которую дает Ришелье в своем «Политическом завещании», гласит: «Следует избегать войны; следует настаивать на честном мире». Сходной точки зрения придерживался и Нащокин. Переговоры с «позиции силы», предъявление поверженной стороне завышенных требований, запугивание, диктат — подходы, которые он считал малопродуктивными, более того, наносящими вред взаимопониманию, если не в данный момент, то в будущем: «С польским королем надо мириться умеренно, чтобы поляки потом не искали случая отомстить». Ему принадлежит мысль о том, что даже в отношениях с виновником войны, недавним врагом, не следует добиваться односторонних выгод и преимуществ, навязывая условия, исключающие уверенность в прочности и долговечности мира.
Ближний боярин Ордин-Нащокин как глава Посольского приказа исходил из того, что мудрая внешняя политика должна опираться на приоритеты, очередность которых следует определять по мере их важности и значения для самосохранения и саморазвития государства. «Навыкать» зарубежный опыт он не считал зазорным даже у врагов. На это в первую очередь должны быть ориентированы внешние связи государства, и это те задачи, какие следует ставить перед дипломатами. Его не без оснований можно считать основателем российской школы дипломатии, ее профессиональных норм, правил, традиций. Разбросанные на страницах его наследия взгляды не нуждаются в особо тщательной систематизации, поскольку содержат весьма точно обоснованные ориентиры, выверенные постулаты и формулы. В них заключены суждения о назначении дипломатической деятельности, о построении, целях, критериях организации внешнеполитического ведомства — Посольского приказа. Никто до него прежде не придавал столь большого значения роли дипломатической службы в деле обеспечения безопасности государства, в защите и продвижении национальных интересов. У Нащокина была своя программа или, как сказали бы теперь, концепция, чего не скажешь о его предшественниках. «Оком всей Руси» называл он Посольский приказ. При этом был убежден — доверять служение в нем следует лишь «беспорочным, проверенным людям», тщательно их отбирать, проверяя их качества на конкретных делах.
«Во всем, и прежде всего, — продолжает В. О. Ключевский, — он имел в виду государственный интерес, общее благо,
