из-за кулис начинает слышаться неразборчивый шум, сначала очень тихий, на грани слышимости. Телефон звонит снова.

(Хватает трубку.) Ланцелот на проводе. Извините, у меня официальный прием, так что давайте быстро… Как? Мукомолы взбунтовались? Кто ими руководит? Начальник городской стражи?! А где стража? Как это в казармах? Немедленно соедините меня с кем-нибудь… С кем-нибудь, говорю! Как нет связи? Перезвоню через пять минут. (Бросает трубку.) Стража! Стра-а-а-ажа!

Тишина.

(Зло.) Вот так сразу. Не дали даже опомниться.

Шум становится чуть громче, можно уже догадаться, что это шум толпы. Телефон снова звонит. Ланцелот смотрит на него со страхом, но все-таки берет трубку.

Ланцелот на проводе… Что за слухи? Я приказал травить народ какой-то отравой?! Кто распускает эти слухи? Напечатал «Вечерний Дракон»? Когда успел? Арестовать тираж… Ах да, городская стража в казармах, и связи нет. Перезвоню через пять минут, что-нибудь придумаю. Или не придумаю. Ждите.

Бросает трубку мимо аппарата. Трубка повисает на шнуре и колотится о стол: «тук, тук, тук». Ланцелот бросается в кресло, обхватывает голову руками.

(В пространство.) О господи! Ну пусть нам всем хоть немножко повезет вот прямо сейчас. Один раз за четыреста лет!

Шум за сценой все усиливается, не замечать его уже невозможно. Вбегает Мальчик.

Мальчик. Господин Ланцелот! К вам пришли!

Ланцелот (поднимает голову). Зови!

Мальчик. Не могу, их очень много. Целая толпа. И они настру… настра… (Упавшим голосом.) Лучше б вам уйти отсюда.

Ланцелот (легко вскакивая на ноги). Настроены решительно? (Мальчик кивает и мычит что-то утвердительное.) Пойду поговорю с ними.

Мальчик. Но они требуют…

Ланцелот (перебивая, резко). Неважно, чего они требуют! Важно, что они услышат! (Выходит на середину сцены, улыбается. Улыбка больше похожа на хищный оскал.)

Мальчик. Господин Ланцелот! Их очень много!

Ланцелот. Тем лучше. Если все получится, там же отберу и назначу новых людей. Пошлю гонца в казармы. Патрули у продовольственных складов… Остальных поведу к ратуше.

Шум уже очень громкий, слышны отдельные выкрики.

Мальчик. Господин Ланцелот! А если они слушать не будут?

Ланцелот. Там есть те, кто выпил кровь. Мы с ними одной крови. Они меня услышат. Остальные подтянутся.

Мальчик. Господин Ланцелот! Я с вами.

Ланцелот. Нет. Останешься здесь. Будешь принимать звонки. Вдруг что-то важное. Не подведи меня.

Хлопает Мальчика по плечу и быстро уходит.

Мальчик (отчаянно). Господин Ланцелот!

Звонит телефон. Мальчик медлит, потом осторожно берет трубку.

Э-э-э… (В отчаянии оглядывается, никого не видит. Громко, в трубку.) Помощник господина Ланцелота слушает. Говорите быстрее. Ратуша? Кого? Господин Ланцелот занят. При… пра… произносит речь! Перед народом! Потом идет к вам! В ратушу! Открывайте ворота! Или их снесут! Кто снесет? Народ!

Голоса все громче и громче, последние слова Мальчика тонут в шуме и криках толпы за сценой. Занавес начинает опускаться.

(Кричит.) Слышите — народ! Слышите — народ! Слышите — народ!

Занавес.

Певец. Малоизвестное начало довольно известной истории

Заходящее солнце последний раз вспыхнуло меж отрогами Черных Гор, когда Певец выехал из лощины и увидел селение. Беленые халупы, на стенах которых пятнами угасали грубые румяна заката, рощица, заросший лебедой овраг. Скудная местность, живущая тем, что дает природа. В таких краях не странствуют сильные мужи, а жены покидают эти земли, не дорожа их зыбкой, бессильной маной.

В воздухе висела вечерняя сырость, ее мокрые пряди липли к лицу, путались в волосах.

Певец сжал ногами бока единорога. Дух Земли фыркнул, мотнул тяжелой головой, увенчанной адамантовым рогом, и прибавил шагу. Земля содрогнулась под каменными копытами.

Певец потянулся в седле, зевнул, прикрывая рот ладонью.

— Остановимся здесь, — решил он. — Давно я не ел настоящего мяса и не спал под крышей.

— Й-а-у хочу-у-у у-у-уголька-а-ау, — провыл рыжий волк, дух огня, чья спина мелькала у правого стремени.

— Березы не обещаю, — усмехнулся Певец. — Будь доволен, если у них найдется хоть какое-то дерево, а не кизяк. Тут плохо с лесом.

— Зато вода здесь м-мя-ягкая, как перина в богатом-м дом-ме, — промурлыкал черный леопард, дух воды. Он мягко стелился слева, расплескивая лапами пыль. За ним струилась полоса белого тумана.

— И пиво, надеюсь, недурное, — предположил Певец, поглядывая вверх.

Сверху, из глубины темнеющего неба, на плечо Певца упал голубой сокол.

— Я облетел небо и слушал речи здешних, — сказал дух воздуха. — Это просто мужики и бабы, лишенные маны. О мужах здесь знают, но никто не видел их. Правда, в горах есть пещера. Говорят, там обитает ведьма.

— Ведьма? — Певец улыбнулся. — Это интересно. Пожалуй, наведаюсь к ней… если она молода и хороша собой. Но сейчас меня устроит и поселянка.

Из кустов на дорогу выбежала крестьянская баба в заплатанном тряпье. Увидев золотоволосого всадника на единороге, окруженного духами стихий, она в ужасе бухнулась в пыль лицом вниз.

— Высокий господин, — пролепетала она, — не губите, мы простые люди, мы все сделаем, что прикажете.

Певец поморщился.

— Передай своим: я муж, обладающий силой. Мне нужен хороший дом, сытный ужин, постель без клопов. И грудастую девку, — приказал он. — Все сразу и быстро: у меня много дел.

Где-то заревел испуганный ребенок. Баба дернулась, не смея встать.

— Беги, — позволил Певец.

Крестьянка, лепеча какие-то слова — то ли благодарности, то ли причитания, — вскочила на ноги и, придерживая руками подол, побежала к халупам, переваливаясь на бегу.

Золотоволосый всадник осадил единорога, тот пошел медленным шагом.

Когда сумерки сгустились, Певец уже сидел под низким, закопченным потолком и не спеша разделывал жареного поросенка, снятого прямо со стола деревенского старосты. В очаге трещали остатки дубовой лавки, над ними прыгали языки огня с волчьими головами: дух огня насыщался. Кувшин с просяным пивом издавал ухающие и постанывающие звуки: в нем отдыхал водяной дух. Из мыльни слышался плеск, шорох и хихиканье: красивая дочка мельника готовилась расстаться с опостылевшей девственностью, а пока играла с ветерками, раздувающими банный жар — это резвился дух воздуха. За стеной, в стойле, фыркал единорог, с хрустом разделывающий адамантовыми зубами остатки известковой кладки.

Внезапно уличная дверь распахнулась, и в спину Певца полетел топор.

Певец лениво повел пальцем. Топор повис в воздухе, завертелся блестящим колесом и с хрустом врезался в стену.

— Дверь закрой. Дует, — все так же, не оборачиваясь, распорядился рыцарь.

Из дверного проема высунулось чумазое лицо. Потом появился паренек — длинный, нескладный, с кухонным ножом в руке.

— Ладно, сам закрою, — беззлобно сказал Певец. Дверь с силой ударила парня по лицу. С той стороны донесся всхлип и грохот — похоже, дуралей грохнулся с крыльца.

Приезжий прожевал розоватое распаренное мясо, хлебнул пива, улыбнулся: водяной добавил скверному пойлу вкуса и крепости. Подумал,