— Ты отравился… тебе нужна помощь…

Борха поворачивается к ней с трудом, как будто его мускулы превратились в ниточки марионетки и им управляет далекий неуклюжий кукловод.

— Ты выпил таблетку ЛСД и почти целую бутылку водки, — терпеливо объясняет Кармела. — Возможно, этот пик тебя и не затронул, но во время следующего ты погибнешь. Здесь. В одиночестве. — Отстраненный тон Кармелы не только способ выплеснуть гнев. Сейчас она пытается сыграть на том единственном, что (девушка знает точно) имеет для Борхи значение: на его страхе за собственное здоровье. Но Кармела чувствует, что допустила ошибку, упомянув про одиночество. И эту ошибку нужно срочно исправить. — Борха, мы должны уйти, — поспешно добавляет она.

Разумеется, Кармела не собирается идти вместе с ним. Уже нет. Единственное, что ей сейчас нужно, — это обойти Борху и добраться до двери. А потом остается только молиться, чтобы ключи одной из машин — Борхи или Дино — оказались в зажигании и чтобы трупы не загораживали дорогу.

Кармела просит слишком многого в этом новом мире без Бога, она и сама это понимает, но другого плана у нее нет. План должен сработать, потому что помощи ждать не от кого.

Девушка начинает смещаться влево, чтобы обойти Борху со стороны «стены мертвецов»: один шаг, второй шаг, босыми ногами, под прерывистое бормотание.

— Так, значит… ты думаешь… что я пьян… И что я… прикончил чекалдыкнутого толстяка и его подруж-ку-наркушницу… Проглотил таблетку, запил водкой и замочил обоих. И хрен-то с ними, как и с этими, за окном. — Борха машет в сторону мертвых разодранных лиц.

— Борха, я не знаю, что ты сделал. Я прошу об одном: не причиняй мне вреда.

— Ну конечно, чтобы ты могла отсюда смыться, — догадывается Борха. — А я помер тут. В одиночестве.

— Нет, я не это хотела сказать…

Кармела делает еще шаг, и взгляд ее находит нечто новое. Металлический блеск на маленьком столике, стоящем возле стены, между двумя окнами. «Это мой нож. Тот, который я выбрала». Девушка могла бы добраться до него за два шага, но на пути стоит Борха.

— У тебя всегда так, — обрывает он. — Ты не хочешь, а все равно говоришь. Вызвала полицию. «Я не хотела, совсем не хотела…» Судебное постановление. «Я не хотела, совсем не хотела…» Отказалась от меня. Поверила, что можешь жить без меня! «Я не хотела… я не хотела…»

Почему Кармела решила обходить Борху, держась ближе к руке с ножом? Это ее ошибка. Стальное лезвие снова пляшет в воздухе, останавливая ее продвижение.

— Я делал с тобой то, что тебе нравилось… А ты: «Я не хотела!»

— Мне это давно уже перестало нравиться.

Услышав столь резкий ответ, Борха застывает.

Снаружи, вдалеке, слышится грозный рокот. Как будто вопрошающе зарычало само небо — или земля. Кармела никогда не слышала такого звука, но сейчас для нее важнее всего, что этот шум завладевает искаженным, взбаламученным вниманием Борхи и он начинает оглядываться по сторонам.

Кармела совершает еще одну ошибку и бросается бежать.

Когда Борха вырастает у нее на пути, вся накопленная Кармелой отвага выплескивается в крике. Хватая свою жертву, Борха задевает и маленький столик. От удара переворачивается кофеварка, валится стул, и нож тоже падает и скользит по плиточному полу.

— Что ты задумала?.. — Борхе не хватает воздуха. — Что?.. Ну-ка…

Кармела решает поставить свою жизнь на одно-единственное движение. Она вырывается из трясущихся рук и падает на пол. Девушка успевает перевернуться на спину, а потом Борха ее настигает и садится верхом, обездвижив и придавив живот. Лицо, которое она видит над собой в краткие мгновения перед первым ударом, заставляет ее раз и навсегда понять со всей определенностью.

Это не Борха. Или, в конце концов, это он и есть.

Сощуренные глаза под мокрой челкой, резко обрисованные скулы, кошмарный оскал зубов, между которыми выглядывает красный влажный язык, как будто изо рта полезли внутренности, — все это убеждает Кармелу, что сидящее на ней существо — это другой Борха. Следствие «дикой жизни», внутреннее животное — обезумевшее, голодное, наконец-то свободное.

Первая вспышка, голова ее откидывается вбок; вторая вспышка. Это удары правой ладонью и тыльной стороной ладони — нож перекочевал в левую руку.

— Такова… твоя суть… снаружи. — Слова доносятся до Кармелы сквозь ливень боли и ударов. — «Нет, нет», когда ты имеешь в виду «да, да». Таков твой язык, Кар… Кармела!.. А теперь… я рассмотрю тебя изнутри! Теперь я увижу, какая ты там, внуттттри!

Кармела оглушена, на губах у нее вкус крови, и вот она видит, как нож возвращается в правую руку Борхи, а левой он задирает ей подбородок. Она давно поняла, что ей придется умереть, — с этим жребием Кармела уже смирилась. Ее волнует вопрос, как именно. Потому что во взгляде этих глаз (двух чернильных озер) девушка различает пугающее желание поиграть, растянуть забаву как можно дольше, насладиться ее наготой под его телом. Животное в Борхе пробудилось недавно, а вот фантазии его известны Кармеле с давних пор.

Кончиком ножа Борха поддевает полоску ткани между чашечками бюстгальтера. Груди Кармелы дрожат, оказавшись на свободе.

— Борха-а-а… — умоляющий стон.

— Тсс. Сейчас посмотрим, разберемся, что у тебя там… Я хочу узнать, из чего ты сделана…

Он поднимает нож, лезвие направлено вертикально вниз. Для девушки важно, что это движение дарит свободу ее собственным рукам.

Кармела втыкает нож, который успела подхватить с пола, в шею Борхи, слева. Булькающие звуки, а потом мужчина валится на бок и больше не прижимает девушку к полу. Кармела ползает и барахтается, в безумном порыве стараясь отодвинуться как можно дальше. Борха остался сзади, Кармела его не видит, но зато она знает. Знает с кошмарной определенностью.

Он не умер.

Отползая на четвереньках, Кармела оглядывается через плечо.

Борха вытягивает нож из шеи, держась за лезвие голой рукой. И кровь хлещет обильными струями. Лицо застыло в гримасе, вены вздулись, бешеный взгляд устремлен на Кармелу. Девушка пытается подняться на ноги и побежать, но Борха уже всей тяжестью обрушивается на нее сзади. Одна рука хватает за волосы, выгибает шею назад. В другой руке зажат нож.

Пока Борха подносит нож к ее горлу, Кармела успевает увидеть свое отражение на стальном лезвии: рот и глаза, распахнутые в невыразимом ужасе.

— Кармель, Карме-е-ель…

Раздается страшный грохот; Борха отпускает свою добычу и падает на пол.

— Ой как плохо, что я заснул, — произносит раскрасневшийся Серхи, держащий в руке складной стул, который он только что обрушил на Борху. Он помогает Кармеле подняться. — Я так вымотался… Фати читала мне свое стихотворение, а я взял и задрых… Перед ней я уже извинился. К тому же она и сама заснула. Кармела, что он с тобой сделал? Что с ним вообще произошло?