— Тебе сюда, — прошипел он, вталкивая Ефросинью в клеть и захлопывая дверь, — князь с боярами заседают, велели обождать.

Проскрипел засов, и Ефросинья осталась заперта в темной клети.

— Эй! — закричала она и ударила кулаками о дверь. Только руки разбила.

Накатил вязкий страх, закружилась вихрем паника. Ладони вспотели. «Что произошло?» — бил набатом одинокий вопрос. Ефросинья прикрыла глаза, борясь с накатываемой истерикой. Глупо! Как глупо! Сейчас её с легкостью могут убить, и никто не узнает. «Нет, отрок видел, как я заходила во дворец. Да и князь звал. Хотели бы тихо убить, подкараулили где-нибудь по дороге. Значит, будут говорить. Притом что-то, что мне явно не понравилось. Опять же посадили в клеть, а не в поруб. Соответственно, просто напугать хотят. Подготовить, видимо, к разговору». От этих мыслей было неприятно, но уже не так страшно. Фрося огляделась, глаза постепенно привыкли к темноте, и она уже видела очертания лавок, стола и сундуков.

Пересев на лавку, она вытянула ноги и постаралась расслабиться: выходило так себе, но во всяком случае паника с истерикой отступили. Вдруг за дверью послышались шаги, Фрося подскочила и прислушалась. К торопливым шагам прибавились еще одни, более легкие. Зашуршали шелковые юбки.

— Ты в своем уме? Увидят! — женщина громко шептала.

— Не увидят, тут и не ходит никто, — ответил мужчина, даже не приглушив свой глубокий баритон.

Дверь жалобно скрипнула, когда на неё навалилось тело, послышался звук, недвусмысленно намекающий на то, что парочка страстно целуется. «Версаль, право слово, а не дворец Муромский» — поразилась таким страстям Фрося.

— Ночи дождись, — не то прошептала, не то простонала женщина.

— Не хочу. Все равно бояре ждут, когда приедет твоя сноха драгоценная, мне хоть скучать не придется.

И прежде, чем Фрося успела переварить сказанное, послышался шум отодвигающейся щеколды. На принятие решения было меньше секунды. Рухнув на пол, пленница закатилась под лавку и вжалась в стену, молясь, чтобы её не заметили.

Парочке, впрочем, было не до разглядывания интерьеров. Им вполне хватало друг друга. Фрося забыла, как дышать. Страшно представить, как будут развиваться события, если в клеть зайдет тиун.

Все же насколько мир субъективен! Любовникам показалось, что прошло лишь мгновенье, которое только распалило, но не принесло насыщения. По мнению же Фроси, это был самый длинный любовный акт в истории. На самом же деле танго втроем длилось не более пятнадцати минут.

Когда засов с другой стороны щелкнул, Ефросинья выбралась из своего сомнительного убежища, стряхнула пыль с одежды и отдышалась. После произошедшего разговор с князем не казался чем-то страшным.

Примерно через четверть часа дверь отворилась и на пороге появился Никита Иванов.

— Тебя ждут, иди за мной.

На этот раз её привели в светлую гридницу. На высоком стуле восседал князь Владимир. Его желтое лицо осунулось, под полуприкрытыми глазами залегли тени, пальцами правой руки он массировал висок. Высокие бояре расположились на лавках вдоль стены. Возле другой стены сидела Кирияна с отцом. Ефросинья зашла и поздоровалась, поклонившись в пояс князю и с почтением кивнув боярам. Нравится им или нет, но по мужу статус у неё выше, чем у чиновников. Судя по лицам, многим это действительно не нравилось.

— Мы позвали тебя в три часа дня, сейчас пять, где ты была так долго?

Ефросинья на мгновенье задумалась. Сдать тиуна и заявить, что он продержал её в клети почти час? Так не факт, что она после этого до дома сможет живой добраться, ведь у княгини любовник кто-то из бояр. Она внимательно осмотрела присутствующих. «Кто из них? Тот, у кого свита расстёгнута на три пуговицы или черноволосый красавец, что салютовал бокалом Верхуславе на свадебном пиру?» В любом случае о вынужденном заточении следует промолчать. Во-первых, тиун решит, что его испугались, а во-вторых, любовники не заподозрят, что о них известно.

— Княже, я возвращалась из деревни Герасимка, где проверяла состояние дел. Как только прибыла в Муром, отрок провел меня во дворец, — ни грамма не солгав, ответила Фрося.

Владимир кивнул, приняв ответ, и тихим шелестящим голосом продолжил:

— Я тебя позвал и собрал суд боярский, потому что Кирияна Ретшевна виру за обиду требует. Говорит, прокляла ты её.

Фрося удивленно подняла брови. Заявление было, мягко говоря, неожиданным. Аккуратно подбирая слова, она спросила:

— А можно узнать, каким образом, по мнению Кирияны Ретшевны, я прокляла её?

— Были разные? — сощурился боярин Ретша.

— Не было никаких, — отрезала Фрося.

Князь поднял руку, все замолчали.

— Дочь боярская заявляет, что ей под порог была положена грамота с проклятьем «Геены огне[42]». О том у нее есть видоки, которые показали на тебя.

Этот день просто обязан войти в тройку самых нелепых дней во Фросиной жизни.

— Я ничего не писала Кирияне и во дворе у нее не была, — устало произнесла она.

— Князь мой, — подал голос боярин Позвизд, — всем известно, что супруга сотника нашего — девушка из глубинки. Ну откуда бы ей грамоту знать? Не могла она проклятье написать, а к писарю с таким не пойдешь.

Складно, конечно, боярин говорит, но есть одно «но»…

— А мне говорили, что грамотная ты, — князь вопросительно уставился на невестку.

— Грамотная, — подтвердила Фрося, — более того, считаю, что колдовства не существует.

— Сказала ведьма лесная, — прошипел боярин Ретша.

— Уважаемый, — Фрося повернулась к Кирияниному родителю, — это так замечательно жить в невежестве, мир тогда сразу наполняется волшебством.

Кто-то из молодых бояр кашлянул, пряча смешок.

— Я требую позвать видоков! — толстобрюхий Ретша побагровел от злости.

— Княже, а можем ли мы выслушать их по отдельности, да так, чтобы один не знал, о чем говорит другой? — попросила Фрося.

Князь Владимир если и удивился, то виду не подал.

— Пусть так будет. Позови первого видока.

В гридницу вошел крепкий мужчина лет тридцати. Он снял шапку и поклонился в пол. Представился, разъяснил, что конюхом служит у боярина. А после, не поднимая глаз, поведал, как Ефросинья грамоту под крыльцо прятала. Бояре выслушали рассказ с непроницаемыми лицами.

— А что делала Ефросинья Давыжая на дворе у боярина Ретши? — спросил князь.

— Так к госпоже Кирияне пришла. Я и впустил. После истопника послал за боярыней.

Князь кивнул.

— А когда пришла я? — подала голос Фрося.

Мужи загалдели.

— Молчала бы ты, женщина, когда тебя не спрашивают, — пробасил черноволосый боярин. Ефросинья посмотрела на него внимательно. Вот он. Именно его голос она слышала сегодня в клети.

— А кто за меня говорить будет? А, уважаемые? Супруг мой воюет, отца моего крестного вы не позвали! — Фрося заставила голос