Шрифт:
Закладка:
«Опять ты берёшься предсказывать будущее, сестра», — был недоволен барон.
Но Фелиция продолжала, страх опять накатывал на неё:
«Потом вижу: Отик... Отик на чёрном коне, а этот конь — сущий дьявол; лютый конь грызёт удила и вращает глазищами, налитыми кровью. А Отик почему-то на Смаллана похож».
«Пора бы уже забыть, сестра, Отика».
«И я боюсь его, оседлавшего дьявола, хотя и люблю его. Я не верю ему, прискакавшему с востока, хотя и хочу верить. Я Отика дорогого боюсь. В страхе этом себя забываю...»
Глава 46
Для счастливой любви ночи мало
любящего сердца прекрасные глаза. Ах, какие прекрасные глаза были у Ангелики, когда она встретилась с Николаусом у подножия Срединной башни — там, где условились накануне! Николаус разглядел эти глаза в свете звёзд, в свете месяца, поднявшегося над крепостной стеной, — огромные и блестящие глаза, отражающие небо, глубокие, как само небо, и притягательные, как небо, притягательные для человека, мечтающего обратиться в легкокрылую птицу, притягательные для кавалера, мечтающего о любви.Вопрос, который задала тихим голосом Ангелика, был ему не понятен:
— Ты же не бросишь меня одну?..
— Не брошу... — он знал, что должен ответить так.
Они пошли по крутой лестнице наверх. Ангелика впереди, Николаус — за ней. Бледный свет ночи проникал внутрь Медианы через бойницы и слуховые окна. В полумраке Николаус видел, что лестница выводит их к площадкам с обилием бойниц на все стороны, с пушками и горками ядер возле них или к широким галереям с запертыми железными дверьми — на вид такими тяжёлыми, что, казалось, одному человеку не сдвинуть с места такую дверь, даже если она не заперта. Пожалуй, правильнее было бы сказать, что поднимались они не по одной лестнице, а по разным. Очередная лестница заканчивалась на площадке, на которую выходили через квадратный люк. Миновав площадку, Ангелика и Николаус подходили к новой лестнице.
В иных местах им приходилось обходить какой-то мусор, переступать через брошенные балки, в других полусгнившие половицы скрипели и опасно прогибались под ними, тогда Ангелика сворачивала и вела Николауса вдоль каменной стены, где пол был покрепче.
Николаус всматривался в полутьму:
— Здесь бы всё починить...
Ангелика уверенно шла вперёд; иногда она оглядывалась на Николауса, и тогда он видел её блестящие глаза.
— У комтурии не хватает средств, чтобы восстановить здесь всё. Замок такой большой.
Прежде Николаусу не доводилось бывать в этой самой главной башне. Но как в ней всё устроено, он именно так и представлял. А Ангелика шла довольно уверенно; видно, хорошо она знала этот путь.
— Ты здесь, наверное, бывала много раз? — спросил Николаус.
— А ты не помнишь? — удивилась Ангелика. — Мы поднимались на самый верх и гоняли голубей. И делали это не однажды.
— Но ты тогда была совсем ребёнок. Как ты это помнишь? — ушёл от ответа Николаус.
— Пусть я была и мала, однако помню много больше, чем ты думаешь.
— Что же, например?
— Например, что ты, Николаус, уже тогда с удовольствием со мной возился. И мне это льстило: что взрослый мальчик играет со мной, обращает на меня внимание.
Он удивился:
— Уже тогда нас тянуло друг к другу... хотя ты была маленькая девочка.
Ангелика заметила не без грусти:
— Мне порой кажется, что ты и ныне обращаешься со мной как с совсем маленькой девочкой. Ты говоришь ничего не значащие слова, ты не доверяешь мне своих тайн, не открываешь сердце.
Николаус взглянул вверх, в темноту:
— Голуби и сейчас там живут?
— Их там давно уже нет. Юнкер распорядился готовить из голубей жаркое для кнехтов... Так всех птиц и повывели. Не осталось следа. А мне нравилось слушать их воркование. И ещё признаюсь, — оглянулась на него Ангелика. — С этими птицами мне было не одиноко.
— Разве тебе одиноко в замке? — удивился Николаус.
— Если бы не Мартина, мне было бы одиноко.
— А я?
— И ты...
Трудно было понять, какой смысл вложила Ангелика в это «и ты»; наверное, тот же, какой Николаус вложил в своё «а я?»
Чем выше они поднимались, тем уже становились лестницы. Потом каменные лестницы сменились деревянными, которые крепились к стене. Поскольку все лестницы были без перил, Николаус, следуя сзади, всё время придерживал Ангелику за локоть.
На самом верху они остановились перед такой же железной дверью, мимо десятка каких уже проходили. Взявшись за скобу, Николаус потянул её на себя. С таким же успехом он мог потянуть на себя гору. Тут он разглядел большой ключ, словно по волшебству появившийся в руке у Ангелики.
— Я взяла его тайком у Юнкера, — прошептала девушка. — А на колышек повесила другой, похожий. Надеюсь, не заметит подмены Юнкер.
Ангелика не сразу нашла замочную скважину в темноте, долго возилась с замком, склонившись к нему. Николаус хотел ей помочь и, потянувшись за ключом, взял её за руку. Рука у неё сейчас дрожала, и ключ мелко постукивал по краям стальной скважины.
Николаус взял у Ангелики ключ, открыл дверь.
Они ступили внутрь галереи — самой верхней из галерей. Они были сейчас под самой крышей Медианы и даже слышали поскрипывание поворачивающегося флюгера у себя над головой.
В темноте галереи светлыми пятнами виделись бойницы.
Ангелика крепко держала Николауса за руку — с той минуты, как он руки её коснулся, помогая открывать дверь. Ничего не говорила и не отпускала. Рука у неё была маленькая, но сильная. Войдя в галерею, Ангелика осторожно двинулась вперёд и потянула Николауса за собой. Она вела его к одной из бойниц, где было посветлее.
Николаус, следуя за девушкой, огляделся. Он увидел, что на галерее не было пушек и ядер. Здесь не было ничего, кроме деревянных ставней, стоявших в простенках между бойницами. Как видно, этими ставнями бойницы закрывали зимой, чтобы в башню не наметало снега.
Ангелика подвела его к бойнице, и они ощутили веянье прохладного ночного
