В июне 2005 года я, как и большинство жителей Лондона, не думал об исламских террористах. Я сидел в кондитерской на Грейс-Инн-роуд и проверял электронную почту. В теме одного из писем было имя Мустафа Камель Мустафа. Мог бы я подготовить психиатрическое заключение в соответствии с шестой статьей «Закона о правах человека»?

Позднее, читая присланные материалы, я понял, что Мустафа был не кем иным, как радикальным проповедником Абу Хамзой, известным пламенными речами в мечети в Финсбери-парке. Он был влиятельным человеком. Его проповеди касались Ричарда Райда, «обувного террориста»[64]; Закариаса Муссауи, одного из организаторов теракта 11 сентября; Камеля Бургасса, участника «рицинового заговора»; и одного из разработчиков проекта «Газовые лимузины», о котором я расскажу позже.

Вот некоторые цитаты Абу Хамзы.

«Каждое место, где творится беззаконие, каждый публичный дом, каждый видеомагазин, где они продаются [порновидео], – это мишень».

«Народ Мухаммеда должен вернуть былое достоинство, и это достоинство можно восстановить только кровью…»

«Не идите к продавцу в винном магазине и не говорите ему: “Скажите, почему вы продаете мне вино?” Убедитесь, что человека, который выдал ему лицензию, больше не существует на земле. Убейте его».

«Убить кафира (неверного, неверующего), который противостоит вам, – это нормально. Убийство кафира по любой причине – это нормально, даже если этой причины нет».

Претензии к Абу Хамзе по обе стороны Атлантики были весьма многочисленными. В Великобритании ему предъявили обвинение в подстрекательстве к убийству на основании речей в мечети в Финсбери-парке. В обвинительном акте, составленном в США, утверждалось, что в декабре 1998 года он участвовал в заговоре о захвате заложников в Йемене, направлял средства на поддержку терроризма / джихада в Афганистане, собирался организовать тренировочный лагерь для террористов в Орегоне и совершал множество других противозаконных поступков. Я вписал имя Абу Хамзы в список заключенных, которых нужно было посетить, и решил ознакомиться с материалами, когда у меня появится свободное время.

Чтобы объяснить, почему меня попросили провести психиатрическую оценку опаснейших террористов, мы должны вернуться в 1985 год, когда после сдачи экзаменов по всем основным научным предметам в медицинской школе у нас появилась возможность немного отдохнуть перед началом практики в больнице. Я решил, что наконец готов увидеть реальный мир. Это было время кризиса в отношениях между Эфиопией и соседним Суданом. Репортажи Майкла Бюрка о голодающих эфиопских беженцах вызвали общественное беспокойство, которое нашло отражение в песне «Накормите мир», выпущенной в декабре 1984 года, и благотворительном концерте на открытом воздухе в июле 1985 года. Я, взволнованный этими событиями и наивно полагающий, что мне удастся решить проблемы общественного здравоохранения во всем мире, решил провести год, изучая медицину катастроф[65] и тропические болезни. Бонусом к этому был год жизни в Восточной Африке.

Моей квалификации было недостаточно, чтобы устроиться на работу через головные офисы в Великобритании, но мне сказали, что ситуация в Хартуме была катастрофической и стремительно развивалась и что британских учителей нанимали на работу по местным контрактам. Во всем регионе была засуха и неурожай, и вооруженный конфликт только усугублял эти проблемы. В Западный Судан доставляли продовольствие по воздуху и на грузовиках, и были созданы многочисленные лагеря беженцев, чтобы справиться с притоком десятков тысяч людей из Чада и Эфиопии.

Благодаря череде летних сельскохозяйственных работ я накопил достаточно денег, чтобы продержаться на новом месте около месяца, однако понимал, что мне будет необходимо найти оплачиваемую работу. Я решил прибыть в Судан по суше, чтобы успеть акклиматизироваться, и в конце лета 1985 года проделал путь через Египет до Асуанского гидроузла[66] на юге.

Единственный дешевый отель рядом с лодочной пристанью был переполнен, поэтому мне пришлось жить в комнате с одним из пяти иностранцев, которые были со мной в поездке. Его звали Тим Лендеркинг, и он, будучи студентом Уэслианского университета, получил стипендию на год обучения за границей.

Путь от Каира до Хартума определенно не был традиционным студенческим туристическим маршрутом и до сих пор им не является. Ночная переправа на лодке через водохранилище Насер до города Вади-Хальфа в Судане, за которой последовала двухдневная поездка в поезде через пустыню, познакомили нас с жарой, пылью и жаждой, которые остались нашими спутниками следующие 12 месяцев. Некоторые из попутчиков были суданскими пастухами, которые возвращались домой, доставив верблюдов в Египет по «Дороге сорока дней», лежащей через Сахару. В медленно едущем поезде до Хартума ночью было так много людей, что мы с Тимом, следуя примеру наиболее ловких суданцев, выбирались в промежуток между двумя грохочущими вагонами и ложились на крышу. На плоской крыше вагона-ресторана, где подавали жареного нильского окуня с рисом, можно было найти место для сна. (Мы совершаем некоторые опасные вещи, потому что в позднем подростковом или раннем взрослом возрасте префронтальная кора мозга еще не до конца развита, что приводит к неспособности трезво оценивать риск.)

Прибыв в Хартум после тяжелого путешествия из Египта, мы приняли долгожданный душ и впервые ощутили суданское гостеприимство, когда после ужина в местном ресторане нам сказали, что другие посетители заплатили за нас из уважения к редким иностранным гостям. Через несколько дней водитель автобуса тоже отказался брать с меня плату.

Мы с Тимом встречались несколько раз за ледяной водой с лаймом в отеле «Акрополь» в Хартуме, пока я искал работу, а затем еще один раз уже позднее. Он, вероятно, посчитал поездку поучительной так же, как и я, потому что продолжил карьеру в сфере международных отношений в Персидском заливе.

После того как я разнес свое резюме по всему городу, меня приняла на работу некоммерческая организация, чья деятельность была связана с оказанием помощи во время катастроф. Мне платили скромные 125 фунтов стерлингов (13 000 рублей) в месяц, а также предоставили оплачиваемое питание и жилье. Меня направили в лагерь беженцев на границе между Суданом и Эфиопией, где 25 тысяч человек жили в самодельных хижинах, покрытых полиэтиленом для защиты от дождя. Управление Верховного комиссара ООН по делам беженцев каждые 10 дней присылало муку и полиэтиленовую пленку для хижин. В лагере были пробурены скважины для подачи воды, а медицинские услуги предоставлялись независимыми организациями, работавшими на благотворительные средства и гранты.