Шрифт:
Закладка:
Кейша Блейк.
Через дорогу и слева от нее. Он стоял под конским каштаном, глубоко засунув руки в карманы своей худи.
Кейша Блейк. Постой.
Он перебежал через дорогу, делая на бегу какие-то нервные движения: руки к носу, ушам, к затылочной части шеи.
Натан.
Ты пытаешься перелезть?
Он запрыгнул на стену.
Я не знаю, что делаю.
Даже не хочешь меня спросить, как я поживаю. Круто.
Он присел на корточки и заглянул в ее лицо.
Неважно выглядишь, Кейша. Дай мне руки.
Натали сложила руки в запястьях. Натан посмотрел на ее дрожащие пальцы. Вытащил ее наверх. Они вместе спрыгнули на другую сторону, легко приземлились в кустах. Он выпрямился и посмотрел через плечо на улицу.
Идем.
Он сполз по кустам на небольшую поросшую травой площадку, где парковались местные. Прислонился к какой-то старой машине. Натали сползла медленнее, цепляясь за ветки кустов, скользя в своих тапочках.
Ты просто ужасно выглядишь.
Не знаю, что я здесь делаю.
Ругаешься со своими мужчинами, да?
Да. Как…
По твоему виду не скажешь, чтобы у тебя были серьезные проблемы. Присоединяйся ко мне. Я летаю.
Теперь она обратила внимание на его зрачки, огромные и мутные, и потому попыталась выступить в своей прежней роли. Хоть чем-то заместить отсутствие ощущений – это ничто. Она положила руку ему на плечо. Ткань худи была жесткой, грязной.
Ты летаешь?
Он произвел горлом какой-то звук, словно поперхнулся. Мокрота мешала ему дышать, и он долго прокашливался. Кашляя, он уперся руками в колени, а когда перестал, посмотрел на нее и выслушал те слова, что у нее остались. Его лицо. Полное фиаско. Она не понимала, как можно показать такое лицо другому человеку и после этого оставаться жить. Но вот он стоял перед ней, продолжал существовать. Его челюсти сжались. Появилась прежняя улыбка. То, на что он подсел, делало свое дело.
Тут либо летай, либо сдохни ночью. Ты к матери?
Нет. На север.
На север?
Хотела сесть на метро «Килбурн». Так там дорога перекрыта.
Правда? Идем прогуляемся. Не хочу я тут сейчас находиться. Долго проторчал в этом месте.
Они стояли в центре колдвелловского бассейна. Пять кварталов, соединенных дорожками, мостами, лестницами и подъемниками, которых следовало избегать почти сразу после постройки. Смит, Хоббс, Бентам, Локк, Рассел[95]. Вот дверь, вот окно. И снова, и снова. Некоторые жители выставили на балконы красивые горшки с геранями и африканскими фиалками. Другие окна были закрыты коричневой бумагой, грязными тюлевыми занавесками, квартиры без номеров на дверях, без звонков. Напротив, на длинном бетонном балконе во всю длину дома Бентам – толстый белый мальчишка с телескопом на треноге, телескоп смотрит вниз, на парковку, а не вверх, на луну. Натан взглянул на мальчишку и так и остался смотреть. Мальчишка сложил телескоп, сунул треногу под мышку и поспешил внутрь. Повсюду пахло марихуаной.
Давненько не виделись, Кейша.
Давненько.
У тебя есть сигаретка?
Натали провела ладонями по телу, демонстрируя отсутствие карманов. Натан остановился и вытащил сигарету не из пачки, а из заднего кармана. Он разрезал ее посередине длинным ногтем большого пальца, желтым и толстым, с широкой трещиной по центру. Табак просыпался в его руки. Сухие черные морщины рассекали обе ладони. Он сунул руку в карман джинсов и вытащил большую пачку «Ризлы» и маленький пластиковый пакет, ухватил его зубами.
Так где, ты говоришь, жила?
В Локке. А ты?
Он кивнул в сторону Рассела.
Встань здесь.
Натан взял Натали за плечи и подвинул так, чтобы она стояла прямо перед ним. Стать объектом действия – что ж, в этом было какое-то утешение. Не совершая никаких ошибок, она могла послужить полезным барьером между ветром и двумя «ризлами», аккуратно сворачиваемыми в косяки.
Потерпи минутку. Ой, ты плачешь?
Над ними пронеслись свет и механический рев: на малой высоте пролетел вертолет.
Да. Извини.
Да брось, Кейша. Твой муж не такой уж зверь. Примет он тебя назад.
Он говорил, задрав голову к ночному небу.
Не надо бы ему этого делать.
Людям много чего не надо бы делать, что они делают. Готово.
Он протянул ей косяк, смотря в ночное небо.
Нет. Мне нужно, чтобы голова была ясная.
Не прикидывайся хорошей девочкой, Кейша. Я знаю тебя по прежним временам. Знаю твою семью. Черил. Угощайся.
Он сунул косяк себе за ухо.
Тут не одна только трава. Еще несколько сюрпризов. Попробуй. Мы найдем себе тихое место. Тут недалеко.
Он двинулся. Натали пошла за ним. Ходьба – вот чем она теперь занималась. Она шла и пыталась вернуть людей на места, в дом, в нынешний поток ее мыслей. Но ее отношения с каждым стали теперь неузнаваемыми для нее, а ее фантазия – по причине долгого процесса небрежения, почти такого же долгого, как ее жизнь, – не имела созидающей силы, чтобы сотворить альтернативное будущее. Она видела там только позор, удушающий все. Она думала налево, думала направо, но выхода нигде не было. Может быть, через Джейдена? Может быть, через Джейдена что?
Который час, Кейша?
Не знаю.
Мне давно надо бы свалить отсюда. Я иногда сам себя не понимаю. Кто меня держит? Никто. Нужно было свалить в Далстон. Теперь уже слишком поздно.
Из-за припаркованного черного такси появился мальчик лет девяти; он ехал на велосипеде, не держась за руль, ехал очень медленно и мастерски. Следом шли два мальчика не старше шести лет и девочка лет четырех. У них были удлиненные лица и глаза в форме сливы. Натали решила, что они сомалийцы, и их скука была ей знакома, она ее помнила. Девочка пинала перед собой помятую консервную банку. Один мальчик держал в руке длинную ветку и ударял ею обо все, что встречалось у него на пути. Они прошли мимо с недовольным видом, разговаривая на своем языке. Палка сбилась с траектории в сторону Натана, но стоило тому посмотреть на нее, как мальчик неторопливо поднял палку над их головами и увел в сторону.
Что мы делаем? Натан? Что мы делаем?
Бредем. На север.
А.
Ты ведь туда хочешь, верно?
