Для чего нужна оперативная комбинация? Чтобы на руках были небьющиеся козыри. Чтобы внезапно психологически раздавить противника. Брать нужно только с АКМ. Вот тогда следователь может сладко потянуться на допросе и позевывая произнести: «Нам не очень-то и нужны ваши признания». Балановский предлагает новое дело. Чванов соглашается. Но заявляет, что одного автомата маловато будет. Он предлагает безумную идею: напасть на караул, всех перебить, вооружиться до зубов. Однако Балановскому идея понравилось: густая пальба – много трупов. Ему нравилось убивать. Время вынимать автомат из тайника. Балановский и Чванов отправляются в лес в Токсово, где зарыто оружие. Балановский идет к тайнику, Чванов ждет в машине. Местность кругом безлюдная, но десятки оперативников только ждут сигнала, чтобы начать операцию по захвату.

Николай Чванов: «Мы договорились с коллегами, если автомат, который нам нужен, найдется, значит, меня будут задерживать. Я должен был подать сигнал. Если ехать из Токсово в город, то слева автобусная остановка. Определенный круг лиц шел на задержание, это те, с кем я работал, кто меня знал в лицо».

Адольф Кореенов: «Витя Слепков должен был перекрыть железнодорожный переезд, чтоб машины все встали, колонна чтоб образовалась».

Николай Чванов: «Он вернулся из леса с автоматом. Я говорю: „Давай посмотрим, может он заржавел, чего нам с такой игрушкой в город ехать, где-нибудь остановят, шмон наведут – и всё, и попалят…” Развернул, смотрю – номер автомата 2198 – тот, что был у убитого часового в Мурино».

На обратной дороге Николай Чванов подает условный сигнал – выбрасывает из окна окурок. Это означает – автомат в машине.

Николай Чванов: «И показал тем самым – можете меня брать… А чтобы облегчить задержание, я попросил Юрия протереть стекло, говорю: „Ты сейчас поедешь сам за рулем, пора тебе привыкать”».

Останавливается «Москвич». Из него выходят Балановский и Чванов. Чванов протягивает тряпку Балановскому. Балановский протирает переднее стекло машины.

Адольф Кореенов: «И вот выходит и протирает стекло. И стоит такой, шибздик, одной рукой его убил бы. Я схватил его за шиворот, в машину. Он заорал про права человека, я говорю: „Сидеть!”».

Одновременно к Чванову тоже подбегает милиционер в штатском. Тот вырывается. «Руки на капот, ноги в стороны!» Николай Чванов играет свою роль фарцовщика Гоши до конца. Балановский должен поверить: взяли его сообщника, который может дать показания.

Адольф Кореенов: «А Коля Чванов оказывает упорное сопротивление сотрудникам. Те крутят его, он орет».

Николай Чванов: «Я разбросал всех, состояние аффекта, ну, может быть, играл немножко. Меня догнали, чуть-чуть дали по ушам, но ничего страшного».

В тот же день арестовали Владимира Зеленкова. Он не оказал никакого сопротивления, и на первом же допросе дал подробные признательные показания. Как будто давно ждал ареста. Когда брали банду, собственно, банды давно уже не было. После стрельбы у крематория Зеленков неожиданно проявил характер. Он наотрез отказался иметь дело с Балановским. Как тот ни угрожал, как ни упрашивал. Еще у Зеленкова был приятель, Новиков, который также рвался в дело. Зеленков и его отговорил. Это, конечно, похвально – вернуться на честный путь. Да слишком поздно. У крематория стрелял именно он.

Владимир Зеленков (из показаний на следствии): «Я сидел на заднем сиденье машины, а Балановский целился из автомата в бегущего водителя. Я крикнул Балановскому, умоляя его не стрелять. Балановский кинул автомат на заднее сиденье и стал меня тормошить. Кажется, он надел мне очки, а затем сел за руль. Мы медленно поехали. Водитель бежал, приподняв обе руки. За ним в нашем направление шел похоронный автобус, на перекрестке стояла какая-то машина. Балановский крикнул: „Стреляй! Нам крышка!”. Я взял автомат и выстрелил. Выстрелил очередью. Как упал водитель машины, я не видел, но понял, что он упал, потому что его не стало видно».

Вскоре Владимир Зеленков узнал, что водитель такси погиб. А значит, отныне и навсегда – он убийца. Со времен армейских разговоров о романтическом ограблении не прошло и двух лет.

Балановский запирался на допросах не долго. Рассказал о преступлениях во всех подробностях. Зеленкова он жалеть не стал. Сказал, что от начала и до конца во всех делах тот был его сообщником и помощником.

Юрий Балановский (из показаний на следствии): «Я не знаю, зачем Зеленков выстрелил в шофера. Я его не просил».

Весной 1975 года состоялся судебный процесс над «бандой автоматчиков». Зеленков покаялся во всех грехах. Рассказывал даже о том, о чем не просили и было не интересно, – как, будучи школьником, он украл четыре книжки из библиотеки. Он надеялся на снисхождение. Числился общественником, коммунистом, боевой единицей. Но для строя такие, как Зеленков – тревожный симптом. А может, уже и диагноз. Ведь не он один пламенно призывал к светлому будущему, а думал о шмотках, машине, даче – любой ценой. Двойное сознание постепенно станет нормой. Но в это не хотелось верить

Юрий Новолодский: «Эту реакцию было поручено донести до суда мне. Во-первых, ощущение огромного стыда, то, что именно на факультете, который должен был воспитывать стражей правопорядка, оказался человек, который якобы внимал высоким материям уважаемых профессоров, а в то же время разрабатывал жесточайшие преступления».

Михаил Любарский: «Эти люди подлежали уничтожению. Их нельзя было пощадить. Ну, так и было. Высшая мера наказания».

Банда Николаева

15 января 1982 года. Ленинград, Загородный проспект, 12. В запертой квартире обнаружено три трупа. Николай Арсеньевич Семенов, его жена и теща. Убийства совершены с особой жестокостью, предположительно, ударами кастета. Квартира ограблена. Отпечатков пальцев и других улик бандиты не оставили.

24 января 1983 года. Улица Седова, 100. Убиты супруги Захаренко. Убивали их долго, перед смертью пытали. В преступлении использовались и ножи, и самодельное огнестрельное оружие. Квартира ограблена.

16 февраля 1984 года на дороге в Угольную гавань находят машину «Москвич». В салоне тяжело раненный водитель Игорь Иванович Цуриков. Он скончается в машине «скорой помощи» по пути в больницу.

Такие неслыханные преступления мгновенно попадали на особый контроль в партийные и советские органы. Таких убийств было чрезвычайно мало. Спрос с милицейского начальства за них нешуточный – уголовный розыск Ленинграда работал на предельных оборотах. Пять лет тем не менее наличие трупов оставалось только фактом. А факт – не ответ, а вопрос. Преступники не курили экзотических сигарет на местах происшествий, не наступали ботинками в пепел, не оставляли крошечных улик, как в классических детективных романах. Всё было тщетно. Наконец,