«Ваше Величество соблаговолили повелеть направить меня в Горную Страну Шотландии и продолжить исполнение ряда указов и инструкций, которые были мною получены от Его прежнего Величества» — так генерал Уэйд последовательно оказался на службе у двух королей, двух первых Георгов из дома Ганноверов. В результате рапорты командующего о службе в Шотландии неизбежно представляли собой определенную ревизию собственных усилий, затраченных на умиротворение Горного Края между двумя крупнейшими якобитскими мятежами, в ходе которых армии «Претендентов» на британский престол дважды вторгались походом «на Лондон» из Шотландии в Англию — в 1715–1716 и 1745–1746 гг.

В этой ситуации легко предположить (и, добавим, логично), что если генерал Уэйд желал, чтобы его идеи были услышаны в Лондоне, то ему стоило бы использовать эту возможность представить себя перед ответственными чинами в максимально выгодном свете. И, вероятно, именно поэтому не стоит удивляться, что в рапортах генерала Джорджа Уэйда «О положении в Горной Шотландии» кланы Хайленда «разоружались», набранные среди «лояльных» горцев роты «формировались», форты «строились», а военные дороги «прокладывались»; и именно так, как это предполагалось в его первом же рапорте от 10 декабря 1724 г.[786] В данном случае, однако, особый интерес вызывает другое — то, как генерал Уэйд писал о своих «успехах» и почему он писал о них именно так.

Итак, прежде всего необходимо отметить, что фигура генерала Уэйда в сложном процессе умиротворения Горного Края совсем не случайна. Будущий знаменитый генерал Уэйд родился в Танжере в 1673 г. в семье майора Джерома Уэйда из Килэвэлли, участвовавшего вместе с Оливером Кромвелем в высадке на «Изумрудном острове», за что и получившего позже небольшое ветеранское владение, а в 1661 г. в составе Танжерского полка Генри Мордаунта, графа Петерборо, отплывшего также в майорском чине охранять приданое жены Карла II Стюарта Катарины Браганзы (Екатерины Португальской)[787].

Джордж рано понял, что единственным институтом, способным ему с его третьестепенными правами на наследование имения — он был третьим и младшим сыном в семье — и скромными размерами последнего предоставить возможность карьерного роста и изменения своего положения в обществе, была армия, в которую он и поступил еще в 1690 г. Личный профессионализм при таком положении дел прежде всего прокладывал путь к карьерным вершинам, и то упорство и быстрота, с какой они брались Уэйдом, — лучшее свидетельство его способности к военному делу. Век войн, начавшийся для стран «британского архипелага» сразу вслед за Славной революцией, несомненно, способствовал быстрому продвижению по служебной лестнице целеустремленных и способных офицеров, и Уэйд здесь не стал исключением, закончив Войну за испанское наследство генерал-майором не только по должности, но и по опыту.

Для такого человека умиротворение Горной Шотландии как первейшей угрозы пребыванию первых Ганноверов на британском престоле было тем шансом с двойным результатом, когда, провалив возложенную монархом ответственную миссию, можно было либо все потерять, либо, напротив, выполнить указание и так утвердиться на достигнутых высотах и, может быть, занять положение рангом повыше[788].

В том выборе, который за Уэйда сделал сам суверен, можно и нужно было полагаться лишь на собственный опыт и знания (основанные на стереотипах, но также еще эмпирические), и именно поэтому рекомендации этого командующего королевскими войсками в Северной Британии представляют в данном случае самый живой интерес. Пристальное внимание к ним важно в то же время уже потому, что именно генерал Уэйд заложил основы британского военного присутствия в Горной Стране на весь период ее умиротворения вплоть до конца 1750-х гг.

Далее привлекает особое внимание тот факт, что и во втором, и в третьем рапортах (1726 и 1727 гг., последовавших вслед за рапортом 1724 г.) генерал Уэйд предстает перед своей целевой аудиторией — теми людьми, которые и определяли политику Лондона в Горной Стране, — как практик, в действии. Его предложения и предположения проходят (на страницах рапортов и донесений командующего) проверку в конкретных условиях мятежа, заговоров и угрозы вторжения на Британские острова иностранной державы. Эти вызовы, ставшие для нового престолонаследия уже традиционно «хайлендерскими», должны были найти самый живой отклик в Лондоне[789]. Успешный опыт их нейтрализации означал бы не только укрепление положения командующего королевским войсками в Шотландии, но и оправдание предпринятых мер и мер предстоящих (именно политическая конъюнктура этих вызовов — в основе всех предложений генерала Уэйда)[790].

Еще одно замечание, необходимое для понимания назначения рапортов генерала (с точки зрения самого Уэйда): значимость и результативность усилий новой администрации оттеняется тем, что командующий не столько продолжает, сколько начинает заново умиротворение Горного Края, говоря о «малой эффективности» мер, предпринятых правительством при подавлении мятежей якобитов в 1716 и 1719 гг. Это же замечание, по сути, расширяет круг ответственных за умиротворение Хайленда лиц, к которым теперь можно отнести как генералов Уильяма Кэдогэна, Джозефа Сэбайна, Джорджа Карпентера и Джозефа Уайтмена, командовавших королевскими войсками в Шотландии в 1716–1724 гг., так и прежних лидеров вигов, смещенных новым (с 1721 г.) первым министром сэром Робертом Уолполом.

Таким образом, недочеты генерала Уэйда — это в той или иной степени еще и просчеты предшественников; успехи нового командующего — это прежде всего успехи генерала Уэйда[791]. Такую позицию не следует воспринимать исключительно как попытку Джорджа Уэйда скрыться под маской благовидности и обезопасить свою репутацию, подтверждая соответствие занимаемой должности. Построение «успешного» дискурса рапортов служило, вероятно, еще и риторическим приемом, призванным обеспечить идеологической поддержкой реальные цели генерала в умиротворении Горного Края. Три основные, на его взгляд, проблемы присутствуют в каждом из отправленных в Лондон рапортов: разоружение, организация отдельных рот из горцев на службе Короны, военное строительство и гарнизонная служба «красных мундиров».

Итак, относительно темы разоружения в рапортах присутствует явная тематическая прогрессия: что было (к 1724 г.) — что сделано (в 1725–1726 гг.) — что есть (к 1727 г.): «беззаконие» — «разоружение» — «цивилизация». Силу убеждения в правоте автора рапортов призваны обеспечить лукавые цифры: количество лицензий на ношение оружия, выданных в те же 1724–1727 гг. Ежегодно командующий в Шотландии выдавал свыше 200 лицензий на ношение оружия отдельным горцам (в основном гуртовщикам и торговцам) «для самозащиты и охраны собственности»[792].

Между тем эта цифра, например, немногим уступала численности одного из самых беспокойных кланов Горного Края — клана МакГрегор (300 горцев этого имени принимали участие в мятеже 1715–1716 гг.)[793]. На этом фоне своевременное появление в беспокойном крае поддельных лицензий в том же 1725 г. изрядно способствует пониманию «перспектив» акта о