— Полагаю, тем же самым, что и на Сиракузе, — ответил он, бестрепетной рукой отпихивая кардинала, который попытался проскользнуть вперед него. — Стараемся там жить.

— Трудно жить вдали от света.

— Свет опаляет насекомых, которые позволяют себя ослепить его сиянием, дама моя.

Приметив неодобрительные искорки в карих глазах придворной, он сразу же пожалел о своих словах. Она была настолько самоуверена, настолько убеждена в превосходстве сиракузской цивилизации, что ей вполне могло прийти в голову устроить сцену. К счастью, ментальный контроль был для нее не пустым звуком.

— Это в обычаях на Ут-Гене — сравнивать людей с насекомыми, сьер?

— Прошу простить, дама: слово «свет» неудержимо навело меня на сравнение с бабочками, летающими вокруг плавучих светошаров.

— Что ж, подыщите себе на будущее другие сравнения!

Он слегка склонил голову и увидел по пренебрежительной гримаске, растянувшей черные губы его собеседницы, что она удовлетворилась этой скромной победой. Еще один яростный напор толпы бросил его впритирку к синему бурнусу. В общем гвалте преобладал металлический тембр голоса сенешаля, разговаривавшего с мужчиной, лицо которого побагровело под тонким слоем пудры.

— Ваша пребенда, сьер д’Ариоста, будет продлена только при условии, что вы перестанете клеветать на императора. С другой стороны, было бы к лучшему, если бы ваша семья — одна из самых важных для империи Ангов — чаще посещала главный храм. Нельзя одновременно запрашивать имперских субсидий и совершенно не уважать правила двора и Церкви.

— Я не знаю, Ваше Превосходительство, какой заклятый друг взял на себя смелость распространять эти слухи насчет моей семьи, но прошу, поверьте, что они совершенно безосновательны…

Шари попытался дышать размеренно, чтобы успокоить сердцебиение. Пусть он избегал таращиться на сенешаля, чтобы не привлекать его внимания, и все же почувствовал, как в мозг проникают холодные колышущиеся щупальца, сталкиваясь со звуковым барьером, мгновенно воздвигнутым антрой. Его всего будто накрыло ледяной тенью, пробудившей воспоминание о невыносимом сокрушительном холоде Несотворенного на тропе света к индисским анналам.

— Мы и желали бы появляться в храме как можно чаще, Ваше Превосходительство, и всегда громко и открыто заявляли о нашей приверженности Крейцу. Однако, как вам известно, наша семья контролирует производство магнитной энергии в межзвездных масштабах на протяжении уже более трех веков, а эта деятельность отнимает огромную часть, если не все наше время…

Гаркот механически кивал головой, но уже не слушал своего визави.

Он мобилизовал весь комплекс нервных имплантатов, чтобы попытаться проникнуть в разум одетого в белое мужчины, стоящего чуть правее него, который, если толпой его не выдавит, станет следующим собеседником скаита. Он сверился с данными своей памяти, но не смог найти никакой информации, касающейся этого человека, чье энергичное лицо и отсутствие позерства резко контрастировали с прочими придворными. Существовал высокий шанс (50 %), что этот незнакомец был новоприбывшим представителем профессиональной гильдии из паритольского мира и спешил засвидетельствовать уважение сенешалю, но неприступность его мозга не объяснялась ни одной разумной причиной.

— Уверяю вас, Ваше Превосходительство, наша семья будет бесконечно благодарна вам за продление нашей пребенды…

— Почему вас так волнует эта пребенда, сьер д’Ариоста? — ответил Гаркот. — Неужели производство магнитной энергии не удовлетворяет всех ваших нужд?

— Дело не в деньгах, Ваше Превосходительство! — обиделся придворный. — Наша семья присоединилась к аристократической коалиции, которая помогла Артибану Сен-Нойлю одолеть Планетарный комитет, и веками была непоколебимо предана семейству Анг. Разве не будет справедливо, чтобы империя Ангов выразила благодарность своим историческим основателям?

Гаркот с удовольствием ответил бы ему, что Ариосты вошли в шесть великих семейств, которые принесли клятву верности Марсам и сформировали фактически параллельное правительство с намерением свергнуть и заменить империю Ангов; однако его мозговые имплантаты захлестнула подоспевшая гипотеза, и теперь не давала ему заниматься пустопорожними беседами: возможно, человек в белом, стоявший справа от него, был одним из двух воителей безмолвия, которые украли два фальшивых кода из караульной комнаты и подвала старого правительственного дворца. Такая возможность пока что опиралась только на горсточку предположений, на мысленную конструкцию, выстроенную на факте неприступности мозга. В конце концов, люди могли защищать свой разум от просмотра и стираний не только с помощью индисской науки: например, семейство Марс использовало микростазии — химические препараты, которые окутывали их мозг холодной туманной завесой. Но Гаркота встретила обжигающая вибрация, несмолкающий звук, о который его щупы разбивались, словно волны о скалистый утес. Похоже было на то, что близость этого человека притупляла его собственные логические способности, замедляла процессы обмена, как будто скаита внезапно покинула базовая энергия материнских плат и, стало быть, Несотворенного. Внутри него неуклонно росла вероятность того, что ныне он оказался перед лицом главного врага Гипонероса.

Перед лицом махди Шари из Гимлаев.

Это предположение, которое постепенно превращалось в уверенность, имело то достоинство, что удовлетворительно и связно объясняло, как незнакомец без хлопот миновал клеточные и ментальные барьеры. Инквизиторы систематически связывались с сенешалем в случаях, когда лицо, не внесенное в списки, причем к тому же паритоль, просило пропуска ко двору. Однако доклада не поступало; это говорило о том, что в разумах, которых они должны были обследовать, аномалий не обнаружилось. Вдобавок, поскольку географические координаты Императорского дворца были под строжайшим запретом, никто не мог перенестись туда посредством деремата, не прибегая к специальным услугам государственных компаний.

Только человек, овладевший мысленным путешествием, человек-исток, заклятый враг Гипонероса, мог пробраться в зал для конфидентов, не подняв тревоги. Из уже выявленных людей-истоков, помимо четырех крио из епископского дворца, тутталки Оники, ее сына Тау Фраима и оранжанина Тиксу Оти, Гаркот знал только о двоих: о Жеке Ат-Скине, ребенке с Ут-Гена, и о махди Шари из Гимлаев, последнем потомке народа америндов. Кто-то предупредил их, что настоящие коды хранит при себе сенешаль — вероятно, осгоритка, горничная Патриса де Блоренаара: она входила в подпольную сеть, и полицейские слышали, как она что-то кричала, прежде чем они ее застрелили.

Гаркот немедленно прекратил безуспешные попытки ментального взлома. К огромному неудовольствию прочих придворных он отключился от сьера д’Ариоста посреди тирады последнего, чтобы улучить время на анализ вероятностей и выбрать наиболее эффективное решение. Дичь сама пришла и бросилась в пасть волку, и на этот раз он не даст ей ускользнуть.

Затянувшееся молчание сенешаля заинтриговало Шари. Сьер д’Ариоста истолковал это безмолвие как приглашение развить тему; польщенный неожиданным интересом второго лица империи Ангов и одержимый настоящим недержанием слов, он сыпал дальше пустыми фразами, как будто продолжительность речи была важнее ее содержания.