class="p1">— Уже в самом деле поздно, и, наверное, пора заканчивать, — сказала ЮнМи, глядя на одобрительно кивающую ей хальмони Кьюнг-Сун и потирая натёртое ремнём плечо. — Поэтому сейчас прозвучит последняя песня. Я написала её для дядюшки ДжоХвана, и вы её, возможно, уже слышали. Называется она "Миллион алых роз". И споём мы её опять вместе с вашим замечательным хором, участников которого я приглашаю вновь подняться на сцену. Если будут какие-то огрехи в исполнении, прошу вас отнестись с пониманием, поскольку для репетиции у нас было очень мало времени. Но я думаю, что всё у нас получится.

И у них получилось в самом лучшем виде.

Чарующая нежная мелодия поплыла над деревней, над соснами, над рекой, в которой отражалась почти полная луна и яркие звёзды, с одной из которых, наверное, и прилетел герой этой песни.

ЁнЭ посмотрела на ХэБона. ХэБон посмотрел на ЁнЭ. Не сговариваясь они встали и пошли танцевать. И вместе с ними, кажется, танцевала почти вся деревня. Правда, они этого не замечали.

— Ты почему вместе с хором петь не пошёл? — спросила ЁнЭ.

— Так как вы я петь всё равно не умею, — признался ХэБон. — И вообще, мне больше нравится танцевать, — он не сказал "танцевать с тобой", но это было и так понятно.

— Мне тоже, — сказала ЁнЭ. Она вдруг поняла, что, оказывается, это так просто и так приятно — преодолеть свою робость и стеснительность и сделать то, к чему на самом деле стремится твоя душа. Может быть, Юна права, и у них с ХэБоном в самом деле что-нибудь получится?

А сидящие вокруг старики и старухи смотрели с умилением на танцующие пары, вспоминали с лёгкой печалью свою давно ушедшую юность, в которой, к сожалению, было очень мало таких праздников, и думали, наверное, о том, что их жизнь прошла не зря, если их дети и внуки могут сегодня так беззаботно веселиться.

Только когда без ненависти в сердце

Я буду щедро дарить любовь,

Тогда расцветут миллионы, миллионы роз,

И я отправлюсь в прекрасную звездную страну,

По которой скучаю.

* * *

— Давай запишем ту песню про ещё один раз? — предложила ЁнЭ в полдень следующего дня, когда они, распрощавшись с грустным ХэБоном, уже сидели в направляющемся в Канын автобусе. — Это точно будет хит. Вот увидишь, президент СанХён скажет тебе то же самое.

— Это ты про "One more time"? Понравилась?

— Ага. Она такая заводная. Если она не твоя, можно кавер записать.

— Она точно не моя. Француженка одна поёт — Ing-rid. Можно, конечно, и кавер… Если никто меня не опередил. Только слова другие надо придумать.

— А чем тебе слова-то не угодили? — удивилась ЁнЭ. — По-моему, здорово получилось.

— Да ты что! — рассмеялась ЮнМи. — Я же их буквально на ходу придумывала. Что вижу — то пою. Как акын.

— Кто?

— Ну, это в Казахстане, по-моему, певцы такие есть, акыны. Слова на ходу придумывают. Вот так примерно, — и Юна тихонько запела:

Еду в автомобиле вместе с ЁнЭ.

Глаза у неё, как звёзды.

А мои — как два сапфира.

Мы возвращаемся домой

Из деревни Ан-Джонг.

Там всё было хорошо,

Нас накормили пулькоги и самгёпсалем.

И теперь мы едем в Сеул

Очень сытые и довольные.

Жалко только, что не получилось

Взять те два мешка картошки,

Которые подарил нам

Стареньких харабоджи ТхэДжун.

Но мы ещё вернёмся в Ан-Джонг,

Потому что там живут очень хорошие люди.

Увозящий ЮнМи и ЁнЭ автобус скрылся за поворотом. ХэБон вздохнул и, посмотрев ещё раз на фотографию ЁнЭ с надписью "Лучшему на свете водителю грузовичков от ЁнЭ на долгую память", убрал её в нагрудный карман. "Тто маннапсида!" — сказала она, и хотелось верить, что это с её стороны была не простая вежливость. — "Увидимся снова!"

ХеБон сел в кабину грузовичка, из которой ещё, кажется, не выветрился тонкий аромат девичьих духов, завёл двигатель и вырулил на дорогу. Пора было