***

Хотя этот день стал для нас с Россом особенным, в первую очередь он все же принадлежал Инесс Бринмор. Высокая, но хрупкая, именинница казалась сказочным существом, эльфом в платье с высокой талией и длинными рукавами, которое при определенном освещении отливало то серебром, то золотом, и приятно шелестело. Длинные, ниже пояса, волосы каэрины – тоже, кстати, смесь золота и серебра по цвету – были слегка подвиты, а голову венчал тоненький венец, символ девичества. Девушка угадала с образом и легко затмила остальных девушек и женщин на празднике. Гости не уставали говорить Инесс комплименты и желать всего лучшего, а она краснела от удовольствия и упивалась всеобщим вниманием. За столом принц Стефан лично ухаживал за девушкой – наполнял ее бокал вином, подавал угощения, угождал и веселил. Мне кажется, принц относится к ней как к младшей сестренке, но гости вокруг перешептывались, обсуждая возможность свадьбы.

Но куда больше их интересовала другая пара… Сидя за столом по левую руку от Росса, я ощущала, как скользят по мне бесчисленные взгляды, удивленные и вопросительные, пристальные и недоуменные. Все знают, что молодой граф Бринмор по натуре холоден и настолько придирчив, что скорее обойдется совсем без женщин, чем выберет неидеальную. Но при этом рядом с ним я – далекая от идеала женщина в скромном платье...

Я могла бы весь вечер держаться Росса или Мартина, а также других каэров, уже знакомых мне, но вместо этого курсировала по зале и общалась с другими гостями, ничего не опасаясь и ничего не скрывая. Пусть знают, кто я и откуда; пусть знают, что мой титул не наследственный, а по праву, и я интересуюсь лекарственными растениями. Хотя, разумеется, я понимала, что всем плевать, чем занят мой ум и каковы мои устремления. Меня обсуждали не как личность, а как самку, которую выбрал один из лучших самцов Редландии. То и дело до меня намеренно или нет доносились обрывки обсуждений: «здоровая, как телка», «простушка», «крестьянка»… и вдруг – «ведьма». Услышав последнее, я обернулась, но гости уже перегруппировались, и я не смогла понять, кто сказал это.

Тут Мартин подошел ко мне, взял под руку и повел обратно к нашему столу, выговаривая:

— Хватит пугать наших женщин, Асти, и мужчин тоже. Далеко не все из присутствующих каэров умеют читать, а ты заявляешь, что пишешь свою книгу, и вообще выглядишь слишком уверенной в себе. Как бы кого-то старенького удар не хватил от таких вольностей.

— Как будущая графиня я намерена взять курс на просвещение редландского общества.

— Если граф позволит.

— Он мне сам это предложил.

— Теперь мне страшно, — заявил Мартин, — ты слишком предприимчива, а Росс слишком въедливый. И нет бы всякие славные веселые штуки ввести задумали, а вы о книгах, о просвещении… Какая тоска.

— Переживешь, дорогуша, — промурлыкала я.

Мы еще не подошли к столу, но Инесс, обладательница острого слуха, все равно нас услышала и потребовала ответа:

— О чем это вы говорите?

— О просвещении, книгах, — ответил ей Фэйднесс.

— Какая скука! — фыркнула именинница. — Лучше бы ты спела нам, Астрид.

— Вы еще и поете, баронесса? — поинтересовался принц Стефан.

— Немного, Ваше Высочество.

— Спойте нам, — попросил принц.

Разумеется, я не смогла отказать, да и песня подходящая как раз пришла на ум – на этот раз не народная, а популярная когда-то добротная российская попса. Инесс попросила внимания, и я запела о девушке, у которой в ее день рождения есть все, кроме возлюбленного рядом; с некоторыми словами, не вписывающимися в этот мир, возникла заминка, но мои слушатели словно бы ее и не заметили. И хотя я исполняла просьбу принца и песню выбрала для Инесс, пела, в сущности, для Росса, поглядывала на него то и дело, проверяя – смотрит ли на меня, внимает ли… Он внимал, и его сосредоточенный вид при этом был так сексуален, что я начала опасаться, как бы не перепутать строчки песни.

— Это ведь обо мне! — воскликнула Инесс, когда я закончила. — Астрид, ты сочинила песню к моему дню рождения?

Я не стала ничего отрицать и спросила лишь, при этом перейдя на «ты»:

— Тебе понравилась песня?

— Конечно. У меня и правда есть все в мой день рождения, кроме любимого рядом, — вздохнула девушка и повернулась в сторону Мартина. Полагаю, она и без зрения всегда его «видит».

Принц поморщился ревниво и беззлобно упрекнул девушку:

— Разве тебе недостаточно, что тебя и так любят все, солнышко?

— Но любят меня не как женщину, — ответила Инесс. — А вы и сами мне все время говорите, что я для вас как младшая сестра. Мне уже двадцать, я старая дева. Какая печальная судьба!

Росс закатил глаза и подал мне бокал вина, чтобы я смочила горло после исполнения песни. Остальные стали переубеждать Инесс, что никакая она не старая и у нее все впереди; девушка, которая только и ждала обсуждений, продолжила жаловаться, однако при этом выглядела довольной. Вот он, человек, которому нравится быть в центре внимания! Но и меня внимание ничуть не тяготит, и потому обязанность быть часто на виду не испугает.

Выпив вина, я опустила свой бокал на стол; Росс склонился ко мне и прошептал на ушко, щекоча кожу:

— У тебя есть песня для меня?

— Именно тебе я спеть не смогу, собьюсь, — ответила я честно. — Ты и сейчас меня сбивал.

— Почему? Я просто внимательно слушал.

— Но как смотрел…

Мы отвлеклись на шум – это Инесс опрокинула бокал, и брызги вина запачкали рукава ее матери, сидящей рядом. Каэрина Бринмор встала из-за стола:

— Надо замыть поскорее, — сказала она. — Не хочется терять такое платье.

— О, мама, прости, — огорчилась Инесс.

— Ничего, — улыбнулась женщина, посмотрев на меня.

Это приглашение?

— Позвольте, я помогу вам, — предложила я и тоже поднялась из-за стола.

Каэрина кивнула, и мы вместе покинули залу с гостями.

Ни мать Бринмора, ни его сестра не отреагировали бурно на мое появление на празднике, они обе приняли меня спокойно и даже радость выразили. Скорее всего, они считают, что я «официальная» любовница, которую Росс решил представить высшему обществу.

Когда мы вышли из залы в коридор и направились к лестнице, каэрина Бринмор сказала:

— Я переоденусь. Вы поможете мне?

— Конечно,