— Все готово, — объявил ведьмак. — Можем выезжать.

— Хорошо, — кивнула Дера и, подойдя ближе, положила руки на седло.

— Справишься сама?

— Конечно, — она неуверенно кивнула, но в седло без помощи влезла.

Неуклюже и чуть не упала, но влезла. Не то чтобы она стремилась своими умениями кого-то впечатлить, а скорее сделать так, чтобы как минимум до конца дня не касаться Эскеля. А то вчера видать не один алкоголь так лихо вскружил ей голову. Обуздав свое волнение как сумела, она остервенело вцепилась в поводья. Ведьмак обошел коня, проверил, что Дера сидит как полагается, и кивнул. Сам он взялся одной рукой за седло и в один прыжок закинул себя в него. Без лишних напутствий пришпорил коня и повел его по тропке к большаку. Травница накинула на голову капюшон и поехала следом. Лето клонилось к концу, а осень пока еще ненавязчиво, но подпирала. Ламмас уже был не за горами. Начало пути было положено и вскоре бодрые и хорошо отдохнувшие кони понесли всадников в сторону Третогора.

Комментарий к Часть 23. Ведьмаки не танцуют медленно

Бечено

Часть 24. Первые «трудности»

Солнце пекло нещадно, когда Фредерика медленной рысью ехала по большаку, стараясь не терять из виду покачивающуюся широкую спину ведьмака. И пусть пот уже залил ей все лицо, а рубаха неприятно липла к телу, снимать капюшон совсем не хотелось. Ведь перед глазами все еще стояли тлеющие кострища Новиграда с обугленными на них чародеями или нелюдями. Да вообще-то трудно было распознать в том почерневшем трупе хоть кого-то, но неизгладимый след, так или иначе, остался. В пути они были уже добрую половину дня и не делали еще ни одной остановки. Эскель не хотел, а Дера и не настаивала. Ее волнение пока еще не отступило, так что даже по малой нужде отойти не хотелось. Мышцы уже начинали затекать, а мерные покачивания коня вызывали легкую тошноту. Травница храбро выносила все эти неудобства ровно до тех пор, пока из ее рук не выпали поводья, а Стебель громко заржал, останавливаясь. Она даже и не поняла, как это произошло. Только сидела и смотрела на растертые до красна ладони и небольшие водянки на пальцах.

Ведьмак остановился и, глянув на свою горе-попутчицу, коротко выдохнул, едва слышно ругнувшись. И какого черта она не сказала, что ей нужен привал — непонятно. Он-то сам привык часами сидеть в седле. Иногда даже дремал вот так сидя, лишь бы не останавливаться на длинных дистанциях. Особенно, когда останавливаться толком и негде было, а спать в поле не хотелось. Но для едва познавшей все прелести верховой езды Деры такой длительный забег был слишком сложен. Очевидно, что как бы она не ерепенилась, а тело сказало все само. Дрожащие пальцы, расфокусированный взгляд и бледно-зеленый цвет лица. Эскель свел коня на обочину и пристроил его в тени веток раскидистой липы. Спрыгнул на землю и свистом подозвал к себе Стебля.

Конь, на удивление Деры, пошел на зов и устроился рядом с пасущимся Васильком.

— Давай, иди сюда, — ведьмак протянул руки Фредерике, намереваясь снять ее с седла.

Она осмотрела свои ладони, потом глянула на совершенно невозмутимое лицо Эскеля и кротко кивнула. Оперлась локтями о переднюю луку седла, чуть склонилась в бок и выпала из него аккурат в подставленные руки. А когда оказалась на земле, то едва устояла на ногах. Те, как назло, не хотели сходиться вместе, дрожали и подкашивались. Девушка в раскоряку подошла к стволу дерева и опираясь о него спиной, медленно осела на траву. Ведьмак только усмехнулся и покачал головой.

— Давай чуток передохнем, поедѝм и я взгляну, что там у тебя с руками, — он сразу заметил, как она держала их перед собой раскрытыми вверх ладонями.

— Хорошо, — неуверенно кивнула та и, откинув назад голову, прикрыла глаза.

Сверху доносилось переливчатое щебетание овсянок. Теплый ветер приятно ласкал кожу, залетал за распахнутый ворот дублета. И если не обращать внимание на пульсирующую боль в ягодицах и ладонях, то место для стоянки ведьмак выбрал отменное. И Дера бы продолжала вот так, сидя в траве, нежиться под пробивающимися сквозь ветви солнечными лучами, если бы не нависшая над головой тень. Она приоткрыла глаза и недовольно сощурилась.

— Показывай, что у тебя там, — Эскель присел на корточки и принялся стаскивать перчатки.

Травница оттолкнулась спиной от ствола и скрестив перед собой ноги, уложила поверх них руки.

— Натерла. Болят жутко, — пожаловалась она сдавленно.

Ведьмак осмотрел ее пальцы и ладони, а потом тихо выругался. Всю кожу покрывали красные натертости с кое-где облезшей кожей и небольшие водянки, так и норовящие лопнуть при малейшем нажатии. Казалось, будто кочергу раскаленную схватила. Забыл он предупредить ее о том, что для езды верхом надобно обзавестись парой перчаток. Ладно его руки, грубые и мозолистые от многолетнего махания мечом. А у нее-то они изнеженные, не привыкшие держать что-то тяжелее пестика или реторты.

Он задумчиво почесал щеку, размышляя чем бы обработать эти многострадальные руки. Как внезапно Дера подала голос:

— Календулы бы, или, на худой конец, хотя бы подорожник найти.

Эскель будто опомнился и бросился к ближайшему дереву. Кажется в том месте, где паслись кони он видел что-то похожее на скороцель. Вернулся быстро с полными руками зеленых и сочных на вид листьев. Фредерика только смотрела, открыв рот, как ловко ведьмак вытащил из сумки кусок тряпицы, выложил на нее листы и промыл водой. А когда закончил, то принялся стряхивать последние капли с них и выкладывать на чистый, сухой кусок тряпки. Правда чистым он был лишь условно, судя по его сероватому цвету. Но Дера решила не привередничать.

Травница вздрагивала каждый раз от того, как прохладные листки касались воспаленной кожи, но упорно и мужественно терпела, не издавая и звука. Как только с повязками было покончено, Эскель отчего-то бережно подержал замотанные руки девушки в своих и вздохнул.

— Как доберемся до Третогора, купим тебе перчатки, — проворчал он, не переставая хмуриться.

— Если найдем где.

— Думаю, что найдем.

Травница неуверенно кивнула и едва-едва пошевелила начинающими неметь пальцами. А ведьмак все не отходил от нее. Смотрел на короткие обломанные ноготки, на светлые подушечки и хрупкие костяшки. От его ладоней шел такой жар, что Дере аж дурно стало. Благо, что к эманациям она мало-помалу привыкала и уже не придавала особого значения. Внутри, конечно, все по-прежнему переворачивалось, как только ее кожа соприкасалась с кожей ведьмака, но с каждым разом становилось все проще спрятать неловкость и смущение.