Спустя еще два часа медленных передвижений Нала обнаружил, что сидит в обеденной зале рядом с намином, которого спас. Служанки поставили у его скрещенных ног тарелку из листьев и положили на нее ложку риса. Нала осторожно налил на правую ладонь несколько капель воды из стоящего рядом глиняного горшка и тремя круговыми движениями потер руки, а затем переставил горшок влево от себя. Желудок заурчал от предвкушения.

Прибыла еще одна группа служанок, несущих огромные медные ведра и соломенные корзины, доверху наполненные угощениями и хлебом. Эта еда не походила ни на какую, виденную Налой ранее. За луковыми оладьями и сочными кебабами из козлятины последовала здоровая горка разваренного риса, политая кари из баклажанов. На гарнир был подан острый жареный картофель и обжаренная бамия. Обожающий сладкое Нала положил себе шафрановые шарики с маслом гхи, начиненные сочными сухофруктами и кардамоном.

Служанки повторили перемену, но Нала вежливо отказался от второй порции того же блюда, хотя душа и желудок яростно требовали продолжения. Многие уже насытились второй порцией, а Нала мог попробовать десерт. Последнее блюдо, поставленное перед ним, состояло из молока. Только это было не молоко – оно было кремового оттенка пыльного халата. Нала почувствовал сильный запах шафрана и подозрительно уставился на еду.

– Не обращай внимания на цвет, мальчик, – словно прочитав его мысли, сказал намин. Его лицо было скрыто под капюшоном, но для намина он был весьма хорошо сложен. – Это сгущенное молоко… его так долго держали на медленном огне, что оно изменило цвет.

– Я не хотел никого обидеть, преподобный.

– Никогда не следует извиняться за легкую предосторожность. Это ведь самое малое, что можно ожидать от ученика Меру.

Нала разинул рот.

– Как вы узнали?

– Это довольно очевидно, – он скосил глаза на свой длинный нос. – Чаша с водой слева, чистые ладони – даже когда ты ешь рис, небольшое самоограничение. Да, я заметил, что ты не попросил еще одну порцию, несмотря на то, что очень хотел. Из всех собравшихся здесь людей ты единственный, кто заслуживает спать на кровати, а не в хлеву. Остальные вокруг нас уже жрут третью или четвертую порцию, решив, что свиньями быть лучше, чем людьми. А когда ты отрыгнул, ты закрыл лицо. Дикари считают, что отрыжка – это не преступление, а забавное соревнование.

– Вы поняли, что я из Меру, по тому, как я ел?

– Были и другие признаки. Слабые следы от трости на твоих запястьях. Почему ачарьи все еще думают, что правила надо вбивать?

Нала рассмеялся, раздраженный тем, что так легко выдал себя. Он не мог не заметить, что сам намин ел с деликатностью хирурга, его губы не были испачканы едой, тарелка оставалась опрятной, а кожа между большим и указательным пальцами чистой.

– Э… Хорошо украшенный стол восполняет недостаток еды на нем.

Намин усмехнулся.

– Ученики Меру – по сути дипломаты, а манеры поведения за столом – это колыбель дипломатии. Видишь ли, когда мы были варварами, еда была чем-то необычным. Для того чтобы разделать кабана, использовались те же инструменты, что и для убийства врага. Никогда нельзя быть уверенным, идешь ли ты на мирный ужин или на поединок на мечах. Вот почему была разработана система правил, созданная для того, чтоб держать наш животный дух в узде, пока мы едим.

– Я этого не знал. Вы тоже из Меру, преподобный?

– Нет. Как тебя зовут, парнишка?

– Нала. Как я могу называть вас, преподобный?

– Ах, давай сохраним это в тайне. В том, что кто-то будет знать мое имя, нет ничего хорошего.

IV

Нале очень хотелось спать, но уснуть никак не получалось, так что он тихонько встал и вышел на балкон, окружавший первый этаж. Ночь была жутко жаркой. В воздухе все еще пахло смолой. Нала, глубоко дыша, перегнулся через перила. Внизу, у подножия головокружительного спуска, сквозь лес текла река. Склон высокого холма, на котором стоял особняк, усеивали деревья, но разглядеть их под безлунным небом было почти невозможно.

Нала довольно усмехнулся. День прошел замечательно. Он хорошо поладил с незнакомым намином. Царевич Бхишма милостиво принял его…

Когда день подошел к концу, Нала и его братья уже смирились с тем, что им придется волочь домой пьяных Каани и Матушку, но Бхим вышел вперед и пригласил их остаться в гостевых покоях особняка. Вежливость требовала, чтобы они почтительно отказались, но усталость взяла верх над гордостью. Именно такими благородными людьми и должна была быть настоящая знать, так что Нала поклялся усерднее учиться, чтобы получить в Меру хорошие отметки. Возможно, тогда, как только он закончит обучение, Бхим замолвит за него словечко и его отправят ачарьей в Хастину.

На перила упали желтые тени, и Нала удивленно обернулся. О Духи! В комнатах башен извивались и танцевали чудовищные языки пламени. В темноте они походили на огненных призраков из сказок, которыми шаманы запугивали детей валка. Сквозь щели в занавесках сочился дым. Шевели ногами, Нала! – рявкнул голос Варцина у него в голове. Он усилием воли заставил себя сдвинуться с места и рванулся будить остальных. Но стоило ему оказаться внутри, как он врезался во что-то и сам не запомнил, как упал на пол – в ушах зазвенело. Ему показалось, что он натолкнулся на железную стену. Он попытался встать на колени. Лихорадочно оглянулся по сторонам и увидел приближающуюся к нему гигантскую тень. Хвала Духам!

– Господин! Умоляю, помогите мне! – отчаянно закричал он. – Моя семья все еще внутри. И ваша семья тоже! Мы должны позвать на помощь!

Бхим, казалось, не слышал его.

– Ты должен был быть внутри, – сказал он.

Нала не понял, что он имел в виду. Бхим был одет в грязную коричневую одежду и вонял грязью и нечистотами.

– Господин, братья мои! Моя Матушка! Они в опасности! Мы должны вытащить их!

Но Бхим все так же невозмутимо и задумчиво сдвинул брови – словно производил сложные вычисления. В свете пылающего факела, который он держал, его глаза казались белесыми. Нала подумал, что Бхим, должно быть, в шоке, и попытался пройти мимо, но ему в плечо вцепилась гигантская рука.

– Знаешь, это было милосердие, – сказал он. – Я добавил белену в вино именно поэтому. – Нала не пил вина. – Они не почувствуют жара и умрут почти безболезненной смертью. Тем не менее я рад, что ты здесь. Ты был лишним, да и выглядишь слишком женственно, чтобы сойти за одного из нас. Разве что за Накула, – хихикнул он.