После Ябу попросил Токугаву оказать ему честь, отобедав в его доме. Туда же вместе с даймё были приглашены пятьдесят его приближенных, в состав которых вошли также Ал, Фудзико, Тахикиро, Бунтаро, Марико и Адамс.

Дождавшись, когда гости и хозяева прославят друг дружку в помпезных речах и когда все поедят и выпьют, а Токугава и Хиромацу перестанут соревноваться в остроумии, Ал спросил разрешения Токугавы изложить свой план, позволяющий увеличить в несколько раз налог, который платят даймё хозяева чайных домиков.

Идея глобальной перестройки в работе публичных домов того времени принадлежала сваренной живьем Гёко. Но, поскольку та погибла, так и не успев выложить карты Токугаве или какому-нибудь другому даймё, Ал, как это у него теперь часто случалось, решил присвоить идею себе. Последняя была действительно удачной, к тому же, побывав в Японии XXI века, он знал, что вот уже почти что четыреста лет эта система действует и приносит владельцам и государству немалый доход.

Поэтому он и решил уговорить Токугаву поддержать новую реформу, раздобыв, таким образом, дополнительные средства для армии и, возможно, даже вознаградив самого Ала за вовремя поданную идею.

Реформа Гёко состояла в том, чтобы в каждом городе или маломальском приличном населенном пункте, в котором наличествуют несколько чайных домиков, повелеть им размещаться рядом друг с другом, создавая кварталы. Это было удобно в плане сбора налогов, потому как если у вас один чайный домик на западной окраине города, другой — у южных врат и еще пяток разбросаны по центру, то порядка не будет.

Кроме того, это облегчало слежку за гостями. Что было особенно ценно в условиях войны.

Во всех чайных домиках следует ввести единые цены на услуги. При этом было необходимо создать специальную комиссию, которая могла бы подтвердить, что девушки из разных чайных домиков соответствуют присвоенным им классам. Так, госпожа первого класса в Нагое, не должна уступать госпоже первого класса в Эдо и так далее.

Удивленные подобной широтой взглядов и знанием предмета гости кивали головами, прикидывая свои выгоды.

— Далее, среди девушек есть хорошие музыкантши, певицы и актрисы. Их искусство может радовать гостей очень долго, в то время как красота увядает. Так что достигшие определенного возраста госпожи, несмотря на все свои таланты, вынуждены либо кончать собой, либо пытаться как-то устроиться в жизни, в то время как их умения играть и петь остаются при них и даже украшаются приобретенным опытом. Поэтому такое предложение… — Ал чувствовал, как наглеет, выдавая идеи Гёко за свои собственные, и это ему нравилось. — Такое предложение — разделить работающих в чайных домиках девушек на две категории. Одни — куртизанки для постели, другие гейши — для игры на музыкальных инструментах, пения, танцев, и что они еще умеют делать…

— Простите, вы, наверное, хотите сказать не «гейша», а «гейся»? — поправила его Марико. — По-японски «гей» — искусство и «ся» — человек. Получается человек искусства.

— Вы совершенно правы, Марико-сан. — Ал поклонился.

— Ну вот, собственно, и все преобразования. Извините, если наболтал глупостей.

Токугава сдержанно поблагодарил Ала за его проект, удивляясь, как такие простые идеи не пришли ему самому в голову.

Ябу говорил, что немедленно прикажет восстановить чайный домик и призовет в него из Миссимы или даже Эдо самую знаменитую мама-сан, какую только удастся отыскать. Его племянник Оми всеми силами старался заставить дядюшку замолчать. К слову, зачем нужен бордель, когда из деревни уходят солдаты?

«Насколько было бы легче, в самом деле, вести дела с Оми, а не с Ябу», — в который раз посетовал про себя Токугава.

* * *

С момента своего появления в Андзиро Ал почти что не видел японских денег. Когда он спрашивал о деньгах Фудзико, она только пожимала плечами. Мол, да, жалование получено, но деньги… зачем господину деньги? Не мужское это дело — иметь деньги. Не самурайское — мошной трясти, словно какому-нибудь ничтожному купцу, торгующемуся из-за каждой монеты.

Неужели у господина нет другого дела, как требовать у наложницы денег?

— Но я бы хотел купить себе что-нибудь, — не отставал Ал. Для него, как для человека XXI века, казалось диким вообще не иметь денег.

— Пусть господин скажет, что ему нужно. И все будет сделано самым лучшим образом, — кланялась ему Фудзико, не собираясь при этом расставаться с естественным правом наложницы, держать в своих руках все ключи и все кошельки дома.

— Но если я захочу купить себе новый меч?

— Я распоряжусь, чтобы привезли новый меч. Вы же все равно не знаете, кто кует лучшие мечи, а я знаю.

— Но если я захочу купить вам или вашей сестре новые кимоно, веера, зонтики или сандалии? Могу же я пожелать сделать вам приятное.

— Вы и так осчастливливаете нас своим добрым отношением. — Фудзико продолжала улыбаться. — Что же касается новых вещей: возможно, вам не нравится, как мы с сестрой одеваемся? Что же — вам достаточно сказать, чего бы вам хотелось, и мы, если это конечно не будет противоречить нашему воспитанию и законам Японии, оденемся в соответствии с вашим вкусом. Понятно? — В ее глазах читалось непримиримое «нет». Такое жесткое, что Ал был вынужден отступить и сдаться.

Теперь, когда зашел вопрос о дорожных расходах, Фудзико наконец выложила перед ним необходимую ему и его самураям сумму. Медленно и дотошно, как и требовалось разговаривать с самураем, не ведавшим, что такое деньги, она объясняла ему, что и поскольку следует брать. Сколько будет стоить постоялый двор, и по какому принципу следует выбирать дом в Эдо.

В тот момент Ал еще не собирался брать Фудзико с собой, поэтому он, естественно, потребовал, чтобы она предоставила ему отчет о расходах. На что Фудзико снова ответила «нет». Подобное предложение унижало ее как домоправительницу.

— Ну, я же не могу уехать, не будучи уверенным в том, что у вас хватит средств для существования. Мало ли что может произойти…

— Это не разговор самурая. — Фудзико закусила нижнюю губу. — Если я говорю, что денег хватит, значит — их хватит. Это мои обязанности, я справляюсь с ними вполне удовлетворительно. Если вы предполагаете обратное — вот меч, вот шея. Рубите, пожалуйста.

После такого довода, Ал зарекся еще когда-нибудь начать приставать к Фудзико с хозяйственными вопросами.

Глава 53

Однажды к господину Тода Бунтаро подошел грязный, скверно пахнущий ронин, который представился бывшим вассалом недавно убитого господина Набэсима Цунасигэ.

— Ты тоже воин. Тоже можешь попасть в подобное положение. Мне же нечего