– Заткнись, – рявкнула она, разворачиваясь, чтобы уйти.

Корд последовал за ней; они молча дошли до торгового автомата.

– Ненавижу эти взгляды, которые все на меня бросают, – в ярости прошипела Алисса. Слезы выступили у нее на глазах. Она ощущала странную немоту внутри, не зная, как себя вести.

– Они просто сочувствуют, Алисса. – Корд поднял руку, отметая ее замечание. – Я не говорю, что это приятно. Всего лишь объясняю, почему так происходит.

Она прошла мимо него в небольшую комнату, где посмотрела в двустороннее зеркало, за которым допрашивали Эвана Бишопа. Внутри у нее боролись противоречивые чувства. Как мать и жена, она хотела броситься туда, перегнуться через стол и придушить мужчину, который похитил Айзека и угрожал ее семье. За то, что он собирался сделать, за то, что планировал. Скудное содержимое ее желудка едва не выплеснулось наружу, когда Алисса вспомнила, что он грозил сделать с Айзеком. А как офицер полиции, она хотела засадить его за решетку до конца жизни за убийства всех тех девушек, которые, как Алисса теперь знала, олицетворяли ее, и за его ненависть к ней, пусть даже сначала он не понимал, какой мотив им управляет. Наверняка у психиатров по всему штату с этого дня прибавится работы. И в Индиане тоже. Этому нет и не будет конца.

Как девятилетняя Алисса, она мечтала обнять этого несчастного и пообещать на этот раз защитить его.

Возможно, Эван почувствовал, что на него смотрят, или просто догадался, но он уставился в стекло, разделявшее их, пока офицеры в кабинете забрасывали его вопросами. Он еще не потребовал адвоката, но все понимали, что этот момент недалек. Мужчина выглядел одновременно печальным, сбитым с толку и полным злобы.

Сердце Алиссы разрывалось на части при виде него. Его жизнь была разбита. Это так несправедливо! Впервые Алисса порадовалась тому, что их родители мертвы и не присутствуют при этом.

Она поглядела, как Эван медленно поднял руки в наручниках и, поднеся их к лицу, дотронулся до переносицы со шрамом. Потер ее, словно пытаясь передать какое-то послание. Нос у него был кривоват, как будто его когда-то сломали. Потом под взглядом Алиссы он поднес пальцы к губам и затянулся воображаемой сигаретой.

Воспоминания обрушились на нее: как они с Тимми ловили светлячков и сажали их в банку с продырявленной крышкой, а потом любовались огоньками на фоне ночного неба. И как Тимми давил их, когда ему надоедало о них заботиться.

Она не замечала, что дрожит, не заметила даже появления Лиз, пока та не обняла ее за плечи и не вывела из комнаты.

* * *

Спустя десять минут с момента, когда Лиз ее увела, семья Алиссы ворвалась в участок, подобно ангелам мщения, возглавляемая Броком, за которым следовала Холли, потом Айзек, а замыкала процессию Мейбл. Все они вломились в переговорную, где находились Алисса, Корд, Лиз и Хэл. Остальные спешно ретировались, уступив им плацдарм.

Когда дверь распахнулась, Алисса развернулась в ее сторону, и при виде семьи ее глаза наполнились слезами. Она поднялась им навстречу.

– Что вы здесь делаете?

Ей удалось выкроить минутку и позвонить Броку, чтобы объяснить, что произошло – пропустив ту часть, где Бишоп обещал разделаться с семьей Алиссы, прежде чем убить ее саму, – незадолго до того, как о его аресте сообщили по телевизору, но когда Брок спросил, не приехать ли им в участок побыть с ней, она ответила, что с ней все в порядке и лучше ему остаться с детьми. Алисса пообещала, что приедет к Мейбл, как только освободится.

Очевидно, Брок принял другое решение: собрать всех и мчаться в участок. Не заботясь о том, что коллеги могут расценить это как признак слабости, она упала мужу в объятия и на секунду прикрыла глаза, впитывая его силу.

Пока она стояла, положив голову мужу на грудь, Холли скользнула к ней и опустила голову матери на плечо. Алисса открыла глаза и повернула голову, встретившись взглядом с Айзеком. Его лицо покрылось пятнами, как бывало, когда он волновался или расстраивался, а глаза покраснели, словно в них полопались сосуды. Его руки и ноги тряслись, а когда он посмотрел Алиссе в глаза, то у него задрожала и верхняя губа, так что Алисса отступила от мужа, подошла к сыну и крепко его обняла.

Слезы просочились сквозь ее рубашку, Айзек затрясся от рыданий, и Алисса прижала сына к себе еще крепче, пока тот плакал. Когда он наконец начал успокаиваться, она сделала шаг назад и осторожно взяла его за подбородок – и когда только он вырос еще сантиметров на пять! – развернув к себе.

– Айзек, прошу, посмотри на меня, – прошептала она.

Он шмыгнул носом и подчинился, но в следующий миг его глаза снова наполнились слезами.

– Пожалуйста, прости меня, мам! Я не знаю, что должен сейчас чувствовать.

Его голос сорвался от волнения, и у нее тревожно зашлось сердце.

– Ох, милый мой!.. Иди сюда. – Алисса подвела его к стулу и усадила, а потом пододвинула поближе свой. Наклонилась к сыну и снова обняла, раскачивая взад-вперед, давая выплакаться еще раз.

Она молчала, пока он не успокоился, и время от времени поглядывала на Брока, Холли и Мейбл. Холли нырнула в объятия к отцу, а Мейбл обхватила руками их обоих, насколько это было возможно. И хотя из глаз у свекрови текли слезы, выглядела она как настоящая волчица, защищающая своих детенышей, и сердце Алиссы заметно смягчилось в отношении женщины, которую она до сих пор считала лишь занозой в заднице.

Наконец рыдания Айзека сменились прерывистыми всхлипами, и Алисса отстранилась, но не отпустила его совсем, а положила руки сыну на плечи.

– Тебе не за что извиняться, сынок. Совсем не за что. – Одним пальцем она коснулась его щеки и развернула его лицом к себе, желая, чтобы Айзек видел, что она говорит правду. – Я тоже не знаю, что должна чувствовать.

Айзек наклонил голову, обдумывая ее слова.

– Не знаешь? – пробормотал он наконец.

Она покачала головой и сглотнула, чтобы ком в горле не мешал говорить.

– Нет. Я сейчас в полном замешательстве. – За этим последовало еще одно признание: – Как твоя мама, я хочу просто вломиться туда и… – она не позволила себе сказать «задушить», – ударить этого человека за то, что он сделал с тобой. И если кому из нас и надо извиняться, так это мне… – Ее голос сорвался. – Если б я в тот день не ушла одна в дом, Тимми не похитили бы и ничего этого не