Да и не спешит он вовсе, а идет своим нормальным шагом, но в теле такая легкость, что ноги сами несут его. Да не ноги вовсе, а будто и впрямь выросли у Васьки за спиной крылья, и он летит на них, как пушинка, как та беленькая невесомая паутинка, которая только что проплыла мимо.

Узкой полевой тропкой через жнивье шагает он, не жалея своих белых парусиновых туфель, так тщательно начищенных утром разведенным зубным порошком. Обзеленились носки, в морщинки изгибов набился порох земли и желтая пыльца от поздних пожнивных цветов — да только ерунда все это! Дома он снова окрасит их зубным порошком, выставит на солнце, и через минуту туфли опять будут как новые. Зато насколько он сократил путь, зато насколько быстрее придет он домой!

Кончилась тропка, вышел Васька на твердую, накатанную, как асфальт, дорогу, отбил чечетку, и вместе с пылью поплыло от его туфель белое облако пахучего зубного порошка. Зашагал по дороге, запел:

Три танкиста, три веселых друга,

Экипаж машины боевой!

Миновав кирпичный завод, Васька увидел с бугра родную улицу, хаты — свою, Карпову, Симакову, Чуйкину. И не выдержал — поднял руки вверх, закричал:

— Эге-е-ей!..

Крикнул и застыдился такого своего поступка, оглянулся вокруг — никого, успокоился. Тронул карман рукой — билет на месте. Остановился, достал, повертел серенькую книжечку с тисненым профилем Ильича на обложке. Понюхал. Новенькая книжечка пахла декстрином. Развернул, стал изучать написанное:

«Всесоюзный Ленинский Коммунистический Союз Молодежи.

Фамилия Гурин

Имя Василий

Отчество Кузьмич

Год рождения 1923

Время вступления в члены ВЛКСМ 1938 г.»

Перечитал — все правильно, все так и есть, и билет, вот он, настоящий, значит, все случилось на самом деле, не сон то был, не давняя Васькина мечта о комсомоле.

Вручая Гурину билет, секретарь райкома наказывал ему беречь его, хранить в чистоте, носить всегда с собой, держать его у сердца. Быть преданным… Васька не выдержал, сказал взволнованно:

— Хоть сейчас куда хотите пошлите!.. В Испанию хочу.

— Верим, — сказал секретарь. — Но пока твоя задача учиться, учиться и еще раз учиться. Если понадобишься, позовем. А сейчас — учись как следует!

— Хорошо! Буду учиться! Только в Испанию, если можно, запишите меня сразу…

В Испании, видать, дела идут худо, республиканцам приходится тяжело, поэтому Васька рвется туда — сразиться с фашизмом…

Сложил Васька билет, сунул в карман, оглянулся по сторонам — никого, и закричал опять:

— Эгей-гей-гей!..

И вдруг, откуда ни возьмись, Никита появился на тропе, что вьется вдоль оврага. Не заметил его Васька раньше за кустами, теперь стушевался, покраснел.

— Ты че орешь? — спросил у него Никита, подойдя поближе.

— Да… так… — отмахнулся Васька. — Вон хаты наши увидел… — И не выдержал, показал Никите билет: — Вот…

Осмотрел Никита комсомольскую книжечку и замычал одобрительно. Потом осторожно развернул ее, прочитал, губы у него задергались, улыбнулся он как-то грустно.

— Поздравляю…

— Спасибо. — Васька спрятал билет. — А ты?

— Да… — махнул Никита неопределенно. Потом пояснил: — Вступлю. Вот наладится… У нас же там еще ничего не организовалось, не определилось: все новое…

Никита поступил в только что образованный в поселке горный техникум, учился на электрика.

— Ну, это быстро организуется. Вступишь! — подбодрил его Васька.

— Вступлю.

Они постояли еще немного и разошлись каждый в свою сторону. Васька оглянулся, долго смотрел Никите вслед — низенький, коренастый, мужиковато покачиваясь, он не спеша удалялся в сторону поселка. Посмотрел на него Васька и почему-то взгрустнул: будто вместе с Никитой что-то оторвалось от него самого, оторвалось и ушло в невозвратное прошлое что-то большое, радостное, неповторимое…

Ушло детство… Ушло, отшумело последней Ульяниной руганью на Никиту, когда они вернулись из школы с ведомостями об окончании семилетки.

Чертовала Ульяна Никиту тогда как только могла — себя до слез довела, швырнула в него железную кружку, не попала, еще больше распалилась, кинулась в сарай за веревкой, окунула ее в бочку с водой, стала скручивать в тугой жгут:

— Вот я тебя сейчас допеку!.. Вот я тебе, паршивцу, сейчас покажу, как надо учиться, как надо отца-мать почитать!..

Никита смотрел на нее исподлобья, терпеливо ждал своей участи. К бою он приготовился давно, еще как только получил на руки ведомость, в которой было три двойки, а это значило, что он опять оставался в седьмом классе. За это дома неминуемо следовала выволочка. Но чтобы такая — веревкой, да еще мокрой, — этого Никита не ожидал. «И откуда она это взяла? Раньше такого и в помине не было. Наверное, будет очень больно… Пусть!»

Никита еще ниже опустил голову, чтобы ничего не видеть. «Пусть!.. До смерти не убьет…»

Остановил Ульяну Карпо. Взял ее за локоть, сказал обреченно:

— Угомонись, Уля… Шо, ты этим поможешь? Остепенись…

— Как же угомонись?! Как же угомонись?! Мне ж обидно: все делали для того, шоб учился… А он, гад!.. Перед людями стыдно.

— Ну шо ж теперь? Убить его? Значит, не пофартило нам.

— Не пофартило! Лень-матушка заела. Как же не быть обиды? У других, поглядишь, без отцов, живут впроголодь, а учатся. А тут? Чего тебе не хватало? — опять она стала наступать на Никиту. — Ну, скажи, какого рожна тебе ишо надо было?

— Угомонись… — повторил Карпо. — Не всем же быть учеными. Живут люди и без грамоты… А он, слава богу, семилетку имеет.

— Дак не имеет же он ее! Не имеет.

— Имеет, — твердо сказал Карпо. — Год просидел — шо ж оно все мимо ух пролетело?

— Если б то семилетку кончил! А то ж документа ему не дадут.

— Не в документе дело…

От слова к слову — видит Никита: смягчается мать, а потом и совсем утихомирилась, бросила веревку на завалинку, сказала Карпу:

— Тогда чертуйся с ним сам, моих силов больше нету, — и пошла в хату.

— Ладно… Как-нибудь… — Карпо поднял веревку, понес на место в сарай.

Никита остался один, думал, как быть, что делать.

Поднятый Ульяной гвалт был хорошо слышен в соседних дворах. От каждого ее слова Васька вздрагивал, будто это она его отчитывала: Васькина участь тоже висела на волоске В последний момент пожалела его химичка — вывела итоговую тройку. А иначе и он сейчас размышлял бы, куда бежать от гнева и обиды матери. Там отец заступился, а тут ждать защиты не от кого.

Но все обошлось и там, и тут. Никита устроился в техникум, а Ваську мать тогда лишь слегка пожурила за слабые отметки:

— Хочется, чтобы ты десятилетку кончил. Ой, как